Зачем Путину выборы? Отвечает Николай Петров

В конце этой недели России предстоят выборы президента – восьмые по счету и самые непрозрачные, если исходить из международных стандартов избирательных кампаний.

Москва впервые не аккредитовала для наблюдения за голосованием по кандидатуре президента России мониторинговую миссию ОБСЕ (что, согласно подписанным ею международным договорам, она обязана делать), зато будет ждать для «наблюдения» дружественных ей политиков и общественных деятелей.

Российские оппозиционеры уже призвали сограждан использовать день голосования 17 марта для выражения протеста против правления Владимира Путина, а также обратились к мировому сообществу с призывом не признавать «национального лидера» президентом России после его, по-видимому, гарантированного переизбрания.

Кремль сделал все для того, чтобы у Путина на этих выборах не было сколь-нибудь известных конкурентов. Многие критики Кремля говорят о том, что российская власть создала невыносимые условия заключения, а, возможно, и убила главного оппонента Путина в России – Алексея Навального для того, чтобы запугать российскую оппозицию надолго вперед.

Тем не менее, даже в условиях войны, развязанной Кремлем против Украины, власти России не отказались от проведения президентских выборов. Военное положение не введено, и фамилия нынешнего верховного главнокомандующего российской армии значится в избирательных бюллетенях.

Зачем Путину выборы? Об этом Русская служба «Голоса Америки» поговорила с одним из ведущих специалистов по внутренней политике России, экспертом Лондонского Королевского института международных отношений (Chatham House) Николаем Петровым.

- Зачем Владимир Путин проводит эти выборы? Ведь в обстановке «мобилизационной легитимности», про которую вы ранее говорили в наших с вами интервью, разве не мог он просто отменить выборы, сказав, что сейчас не время их проводить, а «коней на переправе не меняют»?

- Хороший вопрос: зачем, вообще, автократу выборы? И тем не менее, у многих из них выборы проходят, и для всех для них это некоторое испытание. Выборы – это, с одной стороны, некий ритуал, как это было в советское время – ритуал демонстрации согласия и лояльности. С другой стороны, для Путина это очень важная вещь, потому что, хотя у него легитимность не выборного президента, а легитимность вождя, он должен время от времени демонстрировать элитам, что его поддерживает подавляющее большинство россиян. Это не просто социологический опрос, а это как бы «тотальный опрос», и это база стабильности всего политического режима.

- Да, но та же самая элита прекрасно знает, какими средствами обеспечивается эта «база стабильности». Разве элита, зная подоплеку этого процесса, не будет хотя бы внутренне игнорировать любое влияние, на которое Путин надеется после этих выборов?

- Вот это и создает главную проблему для Кремля. Запад его сегодня не особенно волнует, легитимность в глазах Запада – после того, что Путин сделал – для Кремля уже совершенно третьестепенная проблема. Свои собственные граждане тоже волнуют мало, потому что они достаточно контролируемы, а никакого реального наблюдения на этих выборах нет, и быть не может. А вот элита очень волнует Кремль как раз потому, что элита находится внутри страны, и видит, как и что происходит, и в этом смысле важна динамика. Для Кремля сегодня главная задача – показать, что главнокомандующий Владимир Путин во время войны опирается на более сильную поддержку россиян, чем это было до войны и на выборах 2018 года. Как достигались результаты на выборах 2018 года, значительная часть путинских элит хорошо знает. И именно поэтому Кремлю важно, чтобы у элиты не было сомнения, что Путин сохраняет, или даже увеличил, свою популярность. А вот как провести выборы так, чтобы получить искомый результат – это большая проблема. Потому что результат – это не просто цифры, которые опубликует Центризбирком, а результат – это уверенность у политических элит, что вождь силен, что не надо крутить головой и искать, кто может потом его заменить.

- Многие наблюдатели говорят, что нынешний Кремль «играет в СССР», по временам которого он ностальгирует по понятным возрастным и психологическим причинам. Насколько все это реально похоже на выборы «нерушимого блока коммунистов и беспартийных»? Насколько это – уже подчеркнутая профанация и косплей?

- Я думаю, что это еще не подчеркнутая профанация. Мы до сих пор имеем, условно, четырех кандидатов, а не одного. Путин ездит по стране и выступает с какими-то привлекательными предложениями для того, чтобы обеспечить поддержку крупных социальных групп – пенсионеров, молодежи, и так далее. Это все-таки сильно отличает эти выборы от выборов советских. Но ведь надо понимать, что в советское время вообще не было выборов «главного начальника». Это были выборы, какими бы они ни были, органов коллективного управления. Сегодня это немножко иначе, поэтому иначе выглядит вся эта стилистика, хотя понятно, что мы довольно быстро движемся в сторону выборов типа советских. Посмотрим, какие цифры объявит Центризбирком, но, глядя на недавние выборы в Азербайджане, можно предположить, что это будет близкая к выборам Ильхама Алиева картинка – когда участие принимают, по официальным данным, 80 процентов или выше, а доля голосов, отданных за правителя, будет от 85 до 90 процентов.

- Когда-то у любых российских выборов были региональные особенности: где-то приходили и голосовали под 100 процентов, где-то совсем по-другому, например, в Москве и Санкт-Петербурге, городах на Волге. Сохраняются ли сейчас эти особенности, или война свела все различия на нет?

- Они сохраняются. И это создает дополнительную проблему для Кремля, потому что надо показать не только, что на уровне всей страны поддержка Путина выросла, но надо показать, что она выросла везде. Она не может упасть в Москве или Питере, и вот здесь как раз главная сложность. Есть два резерва, которые Кремль уже активировал – это электронное голосование, которое абсолютно никак не контролируется извне, и это голосование в аннексированных регионах Украины, которое тоже по понятным причинам не контролируется. Но вот голосование в Москве и в Питере – это очень большая проблема. Здесь все на виду, здесь трудно использовать ту механику и те фальсификации, которые используются в других местах. В Москве и в Питере Кремль всегда с большим трудом и с колоссальными усилиями показывал нужные результаты. Причина этого в том, что после 2011 года и масштабных фальсификаций на выборах в Госдуму Кремлю надо было показать на президентских выборах 2012 года, что все было честно, и поэтому изо всех сил со всеми возможными ухищрениями были достигнуты достаточно высокие цифры. А все следующие выборы эти цифры должны были только поднимать. И отсюда, я думаю, у Кремля в этот раз задача не проще, а сложнее, чем это было раньше.

- Российская оппозиция разошлась во мнениях о том, что нужно делать в день голосования. Соратники Алексея Навального призывают хотя бы прийти на участки – голосовать необязательно. Другие призывают голосовать за Даванкова, который, вроде как, выступает против войны. Третьи по-прежнему говорят о необходимости полного бойкота. Что вы сами думаете обо всех этих стратегиях?

- Я думаю, что позиция лидеров оппозиции не очень сильно влияет на то, что происходит в стране – с учетом того, что все это фигуры, находящиеся вовне. Кремль предпринял большие и очень эффективные усилия для того, чтобы а) их изолировать, и б) всячески уменьшить их способность влиять на общественное мнение. Без Навального никого сопоставимого по степени достижения рядового россиянина у оппозиции нет.

Но что касается разумной тактики: во-первых, обязательно надо участвовать в выборах, потому что это тот институт, который надо сохранять ради сохранения института. Без сохранения института ждать, что когда-нибудь в «прекрасной России будущего» выборы будут замечательные, честные и справедливые, и на них будет хотеться ходить, а пока это не так, то зачем ходить на эти выборы, просто наивно и глупо. Выборы ценны уже тем, что это очень важный институт, который выхолощен сегодня, но надо его сохранять как механизм, как институт.

Что касается голосования, то, мне кажется приемлемой та идея, которую разделяет большинство из оппозиционных экспертов, а именно: надо прийти на выборы, взять бюллетень и сделать так, чтобы бюллетень был действительным, тогда он засчитывается в число проголосовавших. Результат Путина будут отсчитывать с учетом всех действительных бюллетеней. Но опять же, надо сделать так, чтобы никакая избирательная комиссия не могла засчитать этот бюллетень в пользу Путина. Если его испортить, перечеркнуть все и написать «Навальный» – этот бюллетень просто не будет засчитан в общую сумму. Поэтому надо поставить галочку либо сразу всем, либо, по крайней мере, двоим кандидатам, чтобы не было понятно, за кого конкретно проголосовал человек, а дальше можно написать все, что угодно. И тогда важно, что в участие этот бюллетень попадет, и доля голосов за Путина будет считаться с учетом этого бюллетеня, то есть мы получим некую «дельту»: разницу между голосами за каждого из четырех кандидатов и общим числом действительных бюллетеней. И вот эта «дельта» будет, по сути, долей голосов против всех.

- На кого больше эти выборы, у которых есть функция демонстрации стабильности системы, все-таки рассчитаны: на граждан внутри страны или на внешнюю аудиторию?

- Я думаю, что, конечно, на внутреннюю аудиторию. Но здесь это взаимосвязано, то есть оценка Западом результатов выборов во многом связана не со знанием каких-то деталей (в этом отношении у Запада не так много информации), но она во многом связана с восприятием выборов гражданами России, и с поведением этих самых граждан. Когда мы говорим о том, что автократ может легко фальсифицировать результаты, никогда не надо забывать опыт Александра Лукашенко 2020 года, когда он попытался это сделать, но уж чересчур не соответствовавшим действительности образом. Тем самым, он получил очень острый политический кризис.

- Есть уже заявления о том, что из-за агрессии против Украины, изменений Конституции и гибели Алексея Навального в тюрьме Запад может не признать Путина легитимным президентом России после этих выборов. Об этом уже говорили в Европарламенте и Парламентской ассамблее Совета Европы. Ожидаете ли вы реального объявления Путина на Западе нелегитимным лидером России? Какая будет реакция в Москве, если это произойдет?

- Честно говоря, нет, не ожидаю. Мне кажется, не случайно с заявлениями подобного рода выступают депутаты, а не исполнительная власть. Потому что исполнительной власти надо решать какие-то проблемы, и без переговоров по самым разным вопросам – от обмена военнопленными до каких-то технических моментов – здесь обойтись нельзя. Поэтому риторически, конечно, выглядит это выгодным ходом – объявить Путина нелегитимным лидером. Ну, Кремль в ответ объявит нелегитимным того кандидата, который победит на американских выборах, и тоже найдет какие-то для этого основания. Но самое главное – а что дальше? А дальше ты должен иметь дело с нелегитимным лидером страны. В отличие от Беларуси, где, по крайней мере, был кандидат, который, как считается, справедливо победил на этих выборах, в России этого не будет. В этом смысле, можно, как угодно, критиковать сами выборы – они, конечно, не являются справедливыми в любом случае по тому, как сформирован список кандидатов, по своей механике. Но по российским стандартам они, я думаю, будут более или менее честными, по тем причинам, которые я попробовал объяснить. В этом смысле это обоюдоострое оружие: кто-то говорит, что это нельзя даже выборами называть, кто-то говорит о том, что надо заранее признавать Путина нелегитимным, независимо от тех результатов, которые будут объявлены. Но мы живем в мире, где соображения «реал политик», а в данном случае необходимость решать на уровне руководства страны самые разнообразные проблемы, доминируют. И в этом смысле, я думаю, что – нет, не объявят.

- Каких изменений в политике Путина можно ожидать после его фактически гарантированного переизбрания на президентский пост? Ждете ли вы каких-то изменений по сравнению с довоенным периодом? Путин уже давал сигналы о том, что он нынешней элитой недоволен, и хочет другую, военного времени. Он так же делал в 2011–2012 годах, дистанцируясь от «элиты» через опору на условный «Уралвагонзавод». Насколько вообще вы видите возможность для изменения политики Путина после этих выборов?

- Я начну с конца. Мне кажется, вы очень правильно вспомнили «Уралвагонзавод», в том числе и относительно того, что там один человек и на недолгий срок был включен в средний уровень элиты, став полпредом в Федеральном округе. И все, дальше этого дело не пошло. Та социальная и электоральная база Путина не стала базой для рекрутирования новой элиты, то же самое будет и здесь. И я довольно уверенно об этом говорю, потому что заявление Кремля о том, что или прослужившие, или побывавшие, или поработавшие в аннексированных регионах будут в первую очередь рассматриваться при назначении на новые посты – мы не увидели такого рода вещей, кроме полутора назначений на губернаторские посты в абсолютно малозначимых регионах. Там речь все-таки шла о бюрократах, об администраторах, о чиновниках. Когда речь идет о военнослужащих или добровольцах, о людях, которые профессионально убивают, рассчитывать на то, что их, пропустив через какие-то курсы, станут использовать как управленцев, как людей публичных, мне кажется, абсолютно не стоит. И то, что мы слышали во время президентского послания – это Путин удивительным образом, будучи почти 25 лет у власти, разыгрывает популистскую карту, и он подыгрывает настроениям большинства своих сограждан: элита плохая, но вождь хороший, и народ хороший. В данном случае на роль «хорошего народа» Путин выбрал тех, кто участвует в «СВО», в его войне против Украины.

И здесь мы возвращаемся к тому, что у Путина с 2014 года легитимность не потому, что за него голосуют, а потому, что он военный вождь. И элита в этом смысле не приносит ему результаты выборы, от элиты именно при голосовании зависит мало, а она от Путина зависит всецело. Она элита потому и до тех пор, пока Путин ее назначил на посты и держит ее на этих постах. И тут я вижу очень большую для него проблему, связанную с тем, что в традиционной путинской модели управления уже не осталось тех людей, которым он лично доверяет. А Путин свою модель управления, как представитель спецслужбы, строит на опыте личного знакомства и личного доверия человеку в течение многих лет. Резерв тех людей, которых он лично знает, которым он лично доверяет, в большинстве своем его ровесников, для назначений давно уже использован. Мы помним, как Путин стал назначать на большие должности своих ординарцев, которых он много лет видел рядом с собой. Но их количество, во-первых, очень ограничено, а, во-вторых, опыт назначения этих людей на губернаторские и министерские посты показал, что они не способны управлять, и в этом нет ничего странного. Хороший ординарец – совсем необязательно хороший министр или хороший губернатор. Последний же резерв – это дети тех, кому Путин лично доверяет, и их он тоже продвигает. Но здесь эффект тем более невелик.

- Ожидаете ли вы коренных изменений в его поведении, в том числе политическом, после этих выборов?

- Мне кажется, что в отличие от ряда предыдущих выборов, к которым Путин подходил, завершая некий проект или некий политический период, сейчас он находится посередине такого проекта или периода. Я не вижу у него никаких оснований для того, чтобы радикально что-то менять. Правительство, по меркам Кремля, довольно эффективно справляется с социальными и экономическими проблемами. Поэтому там, я думаю, будут минимальные подвижки. Где подвижки могут быть – это в руководстве ряда силовых и правоохранительных структур, потому что там давно они не проводились. В ряде случаев мы видим людей «70 плюс», которые уже просто в силу возраста не могут справляться со своими обязанностями. Недавняя смерть председателя Верховного Суда лишний рад привлекла внимание к тому, что на высших постах именно в этом силовом, правоохранительном и судебном блоке находятся люди в течение десятков лет, которые, если их не заменить инициативно, начнут убывать в силу естественных причин, уже начали. Здесь бы я видел варианты каких-то серьезных подвижек. Я думаю, что в середине войны, не доведя этот «проект» до какого-то логичного результата, Путин вряд ли будет осуществлять масштабную замену элит и масштабную смену курса. Я бы ожидал продолжения того, что есть, но с той разницей, что, естественно, до выборов Кремль гораздо более осторожен и думает о том, как это может быть воспринято, а после выборов этого ограничителя больше не будет. И мы можем ждать не изменения курса, не масштабной перетасовки кадров, а гораздо более жесткого и открытого проявления репрессий, чем это было до выборов.

- А новой мобилизации?

- И да, и нет. Мне кажется, что Кремль очень хорошо для себя нащупал механизмы, когда можно, избегая масштабной и широко объявленной мобилизации, находить «пушечное мясо» – это покупка. Это хорошо действует, и, несмотря на колоссальные потери, изменений в общественном мнении особого нет. Ты заключаешь контракт, в этот контракт входит определенный риск. Ты или твоя семья получают большие деньги, а если с тобой что-то случилось, то это было по условиям контракта. Те законопроекты, которые сейчас рассматриваются в Госдуме, предусматривают, что за многие преступления всегда есть вариант не идти в колонию, а идти на войну. И многими людьми в России это воспринимается как такая естественная вещь, не вызывающая особого отторжения. Поэтому, думаю, что открытой мобилизации, по крайней мере, в обозримом будущем быть не должно.