Кандидат исторических наук, политолог, доцент, почетный стипендиат Института глобального устойчивого развития Университета Уорик (UK) Роза Турарбекова считает, что Беларусь сегодня оказалась на грани утраты суверенитета. Среди причин происходящего она называет то, что перед выборами 2010 года Лукашенко в очередной раз отверг сотрудничество с Европой в пользу России, а жестокое подавление протестов 2020 года еще больше ослабило его легитимность и укрепило зависимость Беларуси от Москвы, превратив ее по сути дела в российский военный плацдарм.
– Поговорим про выборы 2010 года. Чем избирательная кампания 2010 года и последующие репрессии отличались от предыдущих кампаний?
Те выборы и события были достаточно масштабными, произошли жесткие задержания – участников и кандидатов в президенты.
Как один из моих знакомых сказал, что если в 2006 году нас напугали, то в 2010 году произошло такое страшное избиение, что это не может не сказаться на памяти – буквально, чтобы люди сделали для себя вывод, что выходить нельзя, что это небезопасно и что надежд на демократическое развитие у нас нет. Лукашенко готов будет пойти на любой силовой вариант, лишь бы удержаться у власти. Это первое.
Второе – он свой геополитический выбор сделал абсолютно очевидным: в пользу России, несмотря на достаточно выгодное предложение, с котором к нему тогда приехали. Перед выборами приезжали, насколько я помню, министры иностранных дел Польши и, по-моему, Германии, с предложениями не только о том, чтобы Беларусь стала членом инициативы восточного партнерства, но и о выделении помощи для модернизации, что сулило бы определенный экономический эффект.
И оказалось, что после 2010 года, скорее всего, у нас нет никаких надежд на возможные мирные перемены, на демократизацию. Застывшее состояние общества в этой безнаджености – это настроение я помню отчетливо. В 2010–2011 все сигнализировало нам о том, что власть максимально может использовать насилие. И что при выходе на улицу и выражении несогласия мы можем получить серьезный силовой сценарий, поэтому было чувство, что наши последние надежды на мирный демократический транзит завершены. В общем и целом, между 2010 и 2020 годом десятилетие прошло без видимых серьезных попыток протестовать на общенациональном уровне. Были, как вы помните, протесты, связанные с принятием так называемого «закона о тунеядцах», 17–18 год, но они носили более локальный характер, не общенациональный, который, как правило, в Беларуси связан именно с президентскими «выборами» в кавычках, потому что они все абсолютно были фальсифицированы, за исключением 1994 года. Было десятилетие отсутствия общенациональных протестов и, наверное, отсутствие надежды на демократизацию, на переходный период от авторитаризма к демократии – напротив, наблюдалось усиление авторитарных тенденций.
– Давайте перенесемся в выборы 2020 года. Насколько неожиданными были масштабы протеста против фальсификации выборов и почему Лукашенко решил пойти на столь откровенные репрессии?
– Я начну с конца – у него, скорее, и выбора не было, то есть выбор был очевиден: либо он осуществляет масштабные репрессии, либо ему надо уходить. По-другому в его представлении он удержать власть не может. Он, увидев масштаб протестов, отвечал зеркально – буквально такими же масштабными репрессиями.
Почему это произошло, уже другой вопрос – почему такими масштабными были протесты. Самое главное – почему мы не смогли это предсказать? На самом деле, были люди, которые говорили, что такое возможно – примерно где-то за полгода до масштабных протестов. Были такие эксперты, в частности Андрей Егоров. Он тогда, еще, по-моему, возглавлял это движение, «Свежий ветер» – он один из тех экспертов, кто за несколько месяцев до предвыборной кампании говорил о том, что вполне возможно, как бы совмещение трех видов кризисов: все, что связано с ковидом, инфраструктурный и национальный кризис.
Ведь мы не должны забывать, что в 2019 году перед нами вставал вопрос о возможном присоединении Беларуси к России в связи с «дорожными картами». В конце 2019 года были небольшие демонстрации протеста против союзного государства – причем эти протесты фактически были санкционированы, потому что людей не хватали. Видимо, Лукашенко использовал это для того, чтобы продемонстрировать России, что не все так просто, и он не может согласиться на политическую интеграцию. Он этим как бы манипулировал в свое время.
Возвращаясь к протестам 2020 года, были люди, которые говорили о том, что такое возможно, но это стало более-менее очевидно после того, как Лукашенко занял фактически ковид-диссидентскую позицию, выразив нежелание решать проблемы простых людей, связанных, например, с переходом на дистанционное обучение в школах и вузах, нежелание идти на запретительные меры на остановку производства – чтобы осуществлять самое главное: экспорт товаров, потому что известно, что Беларусь является экспорт-ориентированной экономикой.
Он для себя выучил несколько уроков. Первый связан с тем, что не должна ухудшаться экономическая ситуация перед выборами – а это непосредственно связано как раз с работой производства. А работа производства связана со школой и университетами в том смысле, что кто будет смотреть за детьми [в случае карантинных мер], надо, чтобы родители с ними находились дома. Он не мог пойти на половинчатые меры. Все это вызвало в обществе реакцию, напротив, возмущения – что он, как президент страны, не беспокоится о здоровье и жизни граждан.
При всем этом он облекал свои представления в оскорбительную форму. Люди умирали, заболевали, а он это комментировал без уважения. Белорусское общество наконец-то увидело его без прикрас.
Второй момент, конечно, связан с накоплением достаточно большой группы среднего класса, которая была экономически независимой.
Это IT-сектор, в первую очередь, давал формирование такой группы. И эти люди так или иначе считали, что они способны оценить и взять на себя решение вопросов управления. Потому что это был экономически самостоятельный средний класс, который не получал деньги из бюджета. Напротив, они платили налоги и являлись сами источником доходной части бюджета. Это такой своеобразный путь модернизации белорусского общества, который оно прошло за весьма короткий период – создание успешного IT-сектора экономики. Он, в принципе, везде успешный, но в Беларуси он стал очень успешным именно на фоне неуспешного индустриального сектора.
Но при этом были удивительным образом сохранены институциональные условия для того, чтобы такие кадры выпускала система высшего образования в Беларуси. И все это вместе родило достаточно специфическую картину модернизации за короткий период. Не на натуральных ресурсах, не на ископаемых, а на, собственно говоря, креативном классе.
При этом они были экономически самостоятельные, независимые, умные, творчески активные. И эти люди взяли на себя частично обязанность государства, создавая краудфандинговые платформы, чтобы собирать средства для защиты людей, закупки масок... И поставляли эти средства защиты в том числе больницам и поликлиникам.
И так как они увидели в себе силу заменить собой частично государство, взять на себя социальные обязательства – это такая революция сознания была на самом деле: зачем нам тогда этот президент? Он же не заботится о нас, он же социально безответственный получается на фоне. И в самый критический момент он фактически бросил белорусский народ.
Люди, врачи, в первую очередь – кстати, врачи стали одной из профессиональных групп, которая принимала участие в протестах и в наибольшей степени пострадала от репрессий, так как они стали реципиентами этих краудфандинговых платформ – принимали эти маски, средства защиты, они нуждались в этом. А количество заболевших в Беларуси – только сейчас начинает открываться статистика. Просто сумасшедшие цифры. Это была самая настоящая национальная катастрофа. И в этой катастрофе оказалось, что белорусы способны помочь себе сами.
И они задались вопросом: а зачем нам такое государство? Ведь дело даже не в ковиде, а в том, что гражданское общество в короткие сроки консолидировалось и объединилось с остальной частью общества, которое себя не считало гражданским. Оно не было активным вообще, но оно поняло, что в случае чего – [Лукашенко] нас просто бросит. Он нас бросил, он нас кинул, еще и в оскорбительной форме.
Вот две базовые были причины, которые мы должны иметь в виду. Ну а далее – собственно, фигуры, которые возглавили протестное движение. Каждая из них воплощала в себе разные группы людей, но обязательно экономически независимых и самостоятельных, которые посчитали, что пришла пора для транзита, для демократических преобразований.
Ведь основным лозунгом белорусской революции – а мы, историки, в общем и целом, считаем это не протестами, а революцией 2020 года – основным лозунгом были все-таки мирные перемены. «Мы хотим перемен!». Это был один из основных лозунгов.
Но это было до 9 августа 2020 года. Мы еще не говорили о том, что тогда еще хватали кандидатов в президенты, что состоялось это женское трио, о роли женщин в протестном движении – которые оказались не беспомощными, а смогли консолидироваться и поднять знамя, которое буквально падало на глазах.
А дальше, после 9 августа, включается другая логика – почему протесты становятся еще более масштабными. И как бы, собственно говоря, это и есть революция.
– Можно ли ожидать консолидации оппозиции внутри или за пределами страны?
Мы не называем себя оппозицией, мы себя называем белорусскими демократическими силами. В силу того, что считаем, что в 2020 году Лукашенко проиграл, и это он узурпатор власти, а не мы. Оппозиция — это те, кто проиграли выборы. Мы не считаем, что мы проиграли выборы, вот в чем дело.
Но прошло уже 4,5 года с выборов, и за это время, конечно, происходят естественные логические процессы. Раз не был решен главный вопрос революции – вопрос о власти – большая часть белорусских демократических сил была вынуждена эмигрировать, а некоторая часть, лидеры, сейчас сидят в тюрьмах. А те демократические силы, которые находятся за пределами страны, включая Светлану Тихановскую – как я считаю, победителя на выборах 2020 года – у них есть разногласия относительно стратегии. В этом смысле, скорее всего, объединение не состоится.
Потому что есть разочарование, что в декларируемых целях нет прогресса. У нас есть три главные цели, которые были продекларированы еще в августе 2020 года – свободные честные выборы, общенациональный диалог и третье, самое важное, считаю я – освобождение всех политзаключенных.
Ни по одному из этих вопросов прогресса нет. Единственное – в освобождении политзаключенных маленький прогресс имеется, но это не результат изменения политического курса Лукашенко. Это – кампания, пиар, месседж. Для убедительности могу сказать, что количество людей, которых освободили – это больше 200 человек, и за это время примерно такое же, если не больше, количество людей было арестовано.
– Насколько глубоко Беларусь зависима от России, особенно в военном и экономическом плане?
– Региональный контекст, начиная с 2020 года, изменился очень серьезно, и дело не только в войне, хотя война – самый отягощающий фактор. В результате того, что массовые протесты в Беларуси в 2020 году были подавлены, и это подавление продолжается – Лукашенко оказался в международной изоляции, и вопрос его международной легитимности не решен, на самом деле. Это связано с тем, что дипломатическое присутствие европейских стран, Соединенных Штатов фактически было сведено к минимуму, к техническим контактам, а так как Беларусь является европейской в первую очередь страной, то речь идет о большинстве партнеров, с которыми Беларусь имела дело экономически. И эта проблема, связанная с изоляцией и потом санкциями, прекращением торговли и так далее – ее необходимо было решать Лукашенко.
От власти он не отказался, соответственно, дальше ему надо было решать проблему, связанную с дефицитом, который стал образовываться в торговле, в контактах, в сотрудничестве. И он это решил за счет России, вернее, Кремль воспользовался этой ситуацией с тем, чтобы поставить Лукашенко в еще большую зависимость от себя.
Лукашенко ничего другого не оставалось, как эту «помощь» принимать. И та дискуссия, которая была развернута еще в 2018–2019 относительно «союзного государства» и так называемой углубленной интеграции в его рамках – получила развитие. И эти «дорожные карты», которые были предложены еще в 2019 году и были обсуждаемыми – в ноябре 2021 года Лукашенко фактически их подписал. 28 «дорожных карт», там буквально есть всё, за исключением политической интеграции.
Поэтому сказать, что Беларусь сейчас с точки зрения региональной является зависимой от России – это очень мягко сказано. На самом деле, речь идет о более серьезных вещах. О том, что постепенно утрачивается суверенитет.
Я не сторонница того, чтобы называть Беларусь оккупированной страной, я считаю, что это чрезмерная оценка. Но что идет постепенная сдача суверенитета – я с этим согласна, могу об этом сказать более детально на анализе этих самых дорожных карт союзного государства.
Надо отметить, что в рамках именно союзного государства» была принята тогда же в ноябре новая военная доктрина. В результате принятия этой военной доктрины стало фактически возможным, чтобы с территории Беларуси было совершено нападение на Украину. На сегодняшний день мы видим возрастание зависимости Беларуси от России в военно-политическом плане, в военно-стратегическом тоже. Потому что речь идет о таких вещах, как размещение российского тактического ядерного оружия в Беларуси. Лукашенко может говорить сколько угодно, что он имеет право принимать решение об использовании этого оружия, но на самом деле это не так.
Тут еще мы не имели возможности прочитать договор о гарантиях безопасности, который буквально недавно был одобрен, он еще не подписан. Но, видимо, на него давят русские, чтобы он этот договор подписал. Мы еще не видели текста, но возможно, именно этот договор дает возможность Москве требовать от Лукашенко принятия участия в войне.
Украина для Беларуси была очень выгодным партнером, экономическим и торговым. Потеря украинского рынка для Беларуси была значительной, поэтому до последнего момента украинцы не могли поверить в то, что Лукашенко решится на разрешение использования своей территории для нападения. Но они недооценили степень зависимости Лукашенко от Путина, это, во-первых, и во-вторых – антизападную сущность Лукашенко.
В этом смысле его участие в этой войне органично, оно не случайно. Но в свое время украинские власти совершили серьезную ошибку, недооценив этот момент. Они рассчитывали на материалистичный момент, на то, что так как Украина такой выгодный партнер и рынок, это главная гарантия, чтобы Лукашенко не дал свою территорию для участия в войне.
Но они, к сожалению, недооценили. И это все в корне изменило всю региональную ситуацию. И региональная ситуация изменилась не потому, что Россия изменилась.
Региональная ситуация изменилась в 2020 году. Когда Лукашенко, выбирая между собой и страной, выбрал себя. Путин использовал этот момент и поставил фактически его в зависимость от себя, при которой Лукашенко ему не мог отказать ни в чем. И я думаю, что Путин в 2020, глядя на протесты и предлагая свою помощь, уже тогда рассчитывал на то, что можно использовать Беларусь как плацдарм для нападений, что в конечном итоге и произошло.
– Как вы оцениваете нынешнее место Беларуси в глобальной политике?
– Оно такое, какое есть — это все еще тот самый перекресток, «стратегический балкон», как говорят русские военные. Это все еще та самая территория, я даже сейчас не говорю о людях и не говорю о стране, в которой живут белорусы.
Я говорю с чисто географической точки зрения. Это все еще та территория, на которой разыгрываются эти трагедии. Трагедии европейского масштаба и, может быть, даже глобального масштаба.
Невнимание к Беларуси, к судьбам белорусской демократии оборачивается таким образом для всех. К сожалению, эта логика, связанная с тем, что все определяется международным контекстом, внешней политикой или политикой России, привела к ложным выводам. Если вы пытаетесь решить проблему наступления России в Украине – то это хвост этой проблемы.
А корень проблемы заключается в том, что в свое время необходимо было поддерживать судьбы белорусской, украинской демократии и так далее. А самое главное – видеть угрозу в русском империализме. Он сейчас называется «Идеология русского мира», но от этого его суть не меняется...
И Россию, получается, до сих пор никто не остановил. Кроме украинских героев, которые смогли отбросить русские войска от Киева, и которые смогли в первый год показать чудеса героизма. Но есть вопрос ресурсов. И недостаточное оказание помощи Украине может обернуться войной во всей Европе. То, о чем европейские политики сегодня и говорят. Но самое главное, Путин на этом тоже не остановится. Это только его вдохновит на дальнейшее расширение.
– Какие сценарии могут развернуться на фоне подготовки Лукашенко к следующим «выборам»?
До «выборов» ничего особенного не будет. В Беларуси продолжаются репрессии. Они усиливаются. Мы между собой говорим о том, что в Беларуси фактически уже создан концлагерь.
Что от этого плохого для соседей? На сегодняшний день пока серьезных колебаний не будет. Возможно, Лукашенко даже хочет эти «выборы» рассматривать как способ «перевернуть страницу», как он говорит. Возможность начать новый этап диалога с Западом. Частично такие сигналы от него идут, ведется разного рода работа через дипломатические каналы, через экспертные каналы.
Я думаю, его расчет такой: возобновить политику ограниченного диалога, чтобы решить вопрос своей легитимности. Восстановить свою субъектность в глазах западных партнеров. Для него крайне важна в первую очередь Европа. Это непосредственные соседи, непосредственный рынок сбыта белорусских нефтепродуктов, экспорт калийных удобрений. Разблокировать инфраструктурную блокаду, в которой сейчас находится Беларусь, с европейской стороны – вот его расчет.
Сейчас он ведет такую кампанию. С одной стороны – репрессии идут. С другой – эти репрессии перестали быть медийными. Таким образом он пытается смягчить образ бесчеловечного кровавого режима. С другой стороны – небольшие партии политзаключенных, которые он выпускает из гуманитарных соображений, должны облагородить его имидж. Который был серьезным образом подпорчен.
С моей точки зрения до «выборов» ничего экстраординарного не будет происходить. Я думаю, что и Путин не будет делать неожиданных предложений – принять участие в какой-нибудь военной кампании по защите России, в Курской области или что-то в этом роде. Я думаю, что он ему даст спокойно провести кампанию.
А вот что будет после кампании? И здесь многое зависит не только от отношений Лукашенко с Путиным. Самое главное – то, что будет происходить на украинском фронте. И какую роль Путин отводит Лукашенко в завершении войны, если речь идет о завершении войны.
Если речь идет о возможной подготовке к переговорам, или, по крайней мере, к моменту, когда можно достичь перемирия по прекращению огня – к этому моменту, скорее всего, могут быть интенсифицированы военные действия, чтобы захватить как можно больше территории. Вот здесь возможно вовлечение Лукашенко и напрямую.
– Какая Беларусь может быть через 10 лет, если нынешний режим Лукашенко сохранится?
Я бы задала первый вопрос – будет ли Беларусь через 10 лет как независимое государство. Потому что угроза того, что Беларусь перестанет быть в полной мере независимым государством – существует. Я надеюсь, что в течение этих 10 лет произойдет много разных событий, которые не позволят этому случиться. Но это благое пожелание. Прогнозы не могут строиться на благих пожеланиях.
Форум