Линки доступности

Украинские журналисты в российском плену


Члены Национального союза журналистов Украины держат плакаты с портретами трех журналисток, находящихся в российских тюрьмах: Ирины Данилович, Ирины Левченко и Виктории Рощиной.
Члены Национального союза журналистов Украины держат плакаты с портретами трех журналисток, находящихся в российских тюрьмах: Ирины Данилович, Ирины Левченко и Виктории Рощиной.

31 мая между Украиной и Россией состоялся первый с февраля 2024 года обмен пленными. Киеву удалось вернуть из российского плена 75 человек, среди которых есть как военные, так и гражданские.

Один из освобожденных передал весточку родителям журналиста УНИАН Дмитрия Хилюка, который был похищен первые дни марта 2022 года во время оккупации Киевской области. «Я просидел с Хилюком практически 11 месяцев бок о бок в одной камере. Дмитрий Хилюк из агентства УНИАН. И передает родителям своим и брату все наилучшие поздравления, и говорит, что жив. Надеется на то, что его освободят», — цитирует освобожденного мужчину, имя которого не называется, «Украинская правда». Мама Хилюка Галина сказала, что получила «лучшую весточку в мире». «Чувства смешанные: и чувство неописуемой радости, и печали, и тревоги, и шока», — сказала она.

Дмитрий Хилюк — не единственный удерживаемый в России журналист. Такие же смешанные чувства радости и тревоги испытали коллеги пропавшей почти год назад журналистки Виктории Рощиной. Несколько дней назад Минобороны России впервые признало, что Виктория находится на территории РФ в качестве пленной. О судьбе Виктории и других украинских журналистов, задержанных в России, «Голос Америки» поговорил с Катериной Дячук, руководительницей отдела мониторинга свободы слова украинского Института массовой информации.

Ксения Туркова: Как в Украине отреагировали на заявление Министерства обороны России о том, что Виктория Рощина находится в плену?

Катерина Дячук: Вы знаете, конечно, это была для нас хорошая новость, потому что мы вообще не знали, жива ли она, скажем прямо. У нас она значится в списках пленных. В то же время с августа 2023 года с ней не было никакого контакта, как бы мы ни пытались что-то узнать. Россия данных не давала. Так же, как она не давала данных и по Дмитрию Хилюку, журналисту Униан, который с 2022 года находится в плену. И что заставило Россию подтвердить, что Виктория — их заложница и она в России, я не знаю.

Виктория — журналистка, она — гражданское лицо. Россия не может удерживать гражданских лиц в заложниках. Мы понимаем, что Москва использует ее как лот для торга, для давления на Украину. Как дальше будет все развиваться, я не могу спрогнозировать. Хорошо, что она жива, вопрос — что с ней, в каком она состоянии.

— Какие можно задействовать механизмы, чтобы помочь ее освободить?

У нас есть координационный штаб, который занимается обменом пленных. Насколько мне известно, отец и адвокаты – они в контакте со штабом, и заявления об исчезновении Виктории подавались в правоохранительные органы. Мы, как общественная организация, фиксируем те военные преступления, которые Россия совершает в отношении журналистов и медиа, и мы можем об этих преступлениях публично говорить, заявлять, чтобы все видели, что творит Россия.

— Как в этой ситуации может помочь международное сообщество?

Точно так же — давлением, публичными заявлениями, какими-то решениями, чтобы органы Европейского Союза и других стран признавали совершаемые Россией преступления — преследования, военные преступления в отношении украинцев.

Мы также в контакте с организацией «Репортеры без границ» по поводу Дмитрия Хилюка. Нам было известно, что Дмитрия россияне вывезли в 22-м году, взяли в плен насильно, но Россия также об этом ничего не говорила, а потом удалось выяснить, что Минобороны России подтвердило: Дмитрий находится у них. Но там другой нюанс. Если с Викторией известен просто факт, что она на территории России, то Хилюка могут рассматривать как военнопленного — по крайней мере, об этом россияне написали в письме по запросу отца Дмитрия.

Минобороны России ссылается на третью Женевскую конвенцию, которая касается именно обращения с военнопленными. Собственно, в обоих случаях — и Виктории, и Дмитрия — есть подтверждение, что они действительно находятся в России в плену. А дальше этим должно заниматься государство: продвигать переговоры по их обмену и так далее.

Также мы знаем, что есть и другие журналисты. Недавно, в апреле стало известно об Анастасии Глуховской, это журналистка «РИА-Мелитополь» (Мелитополь — город Запорожской области, который сейчас оккупирован). В прошлом году она была задержана вместе с администраторами телеграм-канала «Медиа», но имя из соображений безопасности не называлось, потому что родные пытались как-то этот вопрос решить.

Но переговоры с Россией и все попытки ни к чему не привели, и уже в апреле было названо ее имя, подтверждено, что она там находится. Но что с ней, где именно она? Мы этого не знаем.

Также мы не знаем, что с Ириной Левченко, другой журналисткой из Мелитополя. Ее с мужем задержали на улице, и уже больше года неизвестно вообще, где она.

— Все эти случаи подтверждают, что сейчас украинским журналистам вообще невозможно работать на оккупированных территориях?

Конечно, но позвольте мне вернуться в 2014 год. Многие проукраинские журналисты оставались на Донбассе, работали там, освещали так называемую «Русскую весну» и все, что там происходило. Но потом они поняли, что это небезопасно. Они стали попадать «на подвалы», а потом — стали покидать Крым, Донецк, Луганск. Представители нашей организации также выехали оттуда.

И конечно, туда просто хлынул поток российской пропаганды. А это же не журналистика, это информационная боевая единица. И сейчас гайки еще сильнее закручиваются. Никакое инакомыслие, отклонение от «линии партии» просто невозможно. Так что, конечно, там опасно.

— Но тут возникает вопрос: а как в таких условиях люди могут узнать, что вообще происходит на оккупированных территориях? Кто им может рассказать правду?

Вы знаете, меня эта тема тоже очень задевает, потому что россияне там не только создают информационный вакуум — они ограничивают связь, интернет, закрывают и блокируют медиа. Какими-то путями люди все равно находят информацию — возможно, используют VPN, возможно, еще какие-то способы.

Но в чем я вижу главную угрозу – так это в приезде на оккупированные территории российских пропагандистов. Во-первых, они нарушают украинское законодательство, приезжая туда из России, — они же не получают никаких разрешений от Украины. А после они начинают выпускать такие материалы, которые выгодны Кремлю. Но еще хуже то, что точно так же незаконно туда попадают и представители иностранных медиа! В этом и есть главная проблема: они приезжают, снимают сюжеты, попадают в окопы к россиянам, начинают очеловечивать агрессора, рассказывать, как россиянам плохо там живется. А потом — и про «акты геноцида», и про «ущемление свободы слова».

Эта информация идет на весь мир. Соответственно, должна быть какая-то государственная политика — как нам противодействовать этой пропаганде. И знаете, я не вижу в этом никакого «баланса». Это как «для баланса» спрашивать преступника: «А почему вы убили этого человека?» В общем, все это — большая тема для дискуссии в медийных кругах.

  • 16x9 Image

    Ксения Туркова

    Журналист, теле- и радиоведущая, филолог. Начинала как корреспондент и ведущая на НТВ под руководством Евгения Киселева, работала на каналах ТВ6, ТВС, РЕН ТВ, радиостанциях "Эхо Москвы", "Сити FM", "Коммерсантъ FM". С 2013 по 2017 годы жила и работала в Киеве, участвовала в создании информационной радиостанции "Радио Вести", руководила русскоязычным вещанием украинского канала Hromadske TV, была ведущей и исполнительным продюсером. С 2017 работает на "Голосе Америки" в Вашингтоне.

Форум

XS
SM
MD
LG