Самыми обсуждаемыми культурными событиями последнего времени в русскоязычном сегменте Интернета стали фильм Александра Сокурова «Сказка» и телесериал о молодежных бандах конца 80-х годов «Слово пацана. Кровь на асфальте».
Споры по поводу ленты Сокурова стали особенно острыми в связи с тем, что министерство культуры РФ не выдало «Сказке» прокатного удостоверения, хотя фильм можно легко найти в YouTube. Что же касается «Слова пацана», то на днях стало известно, что съемочной группе придется переделывать последнюю серию.
Кинокритик Антон Долин считает, что между двумя упомянутыми фильмами нет ничего общего. «Даже если говорить о формальных показателях, то с одной стороны мы имеем дело с очень популярным, мейнстримным, снятым на государственные деньги сериалом, который смотрят миллионы зрителей. А с другой стороны – говорим об артхаусном фильме, мировая премьера которого прошла на фестивале в Локарно и который сделан одним из самых знаменитых, самых радикальных, экспериментальных авторов в мире – Александром Сокуровым. И очевидно, что это – картина не для широкой аудитории и даже если ее показать широкой аудитории, вряд ли она получит от этого удовольствие и что-то поймет в увиденном», – заявил российский кинокритик корреспонденту Русской службы «Голоса Америки».
Единственное, что, по мнению Долина, объединяет эти картины, это то обстоятельство, что обе они вызвали вопросы у российских властей: «Работа Сокурова, как я могу предположить, – из-за затронутой в ней болезненной темы диктатуры и из-за известной общественно-политической позиции самого Сокурова, который даже будучи в каких-то общественных советах при президенте, всегда открыто выступал за права политзаключенных, противоречил главе государства. Раньше, может быть, это кому-то казалось забавным, а сейчас кажется совершенно недопустимым».
С другой стороны, незапланированная популярность «Слова пацана», по мнению Долина, показалась Кремлю опасной. По слухам, некоторые высокопоставленные чиновники заставили режиссера Жору Крыжовникова переснять концовку сериала. «Мне трудно поверить, что это была добрая воля авторов. Обычно, пока сериал не завершен, никто не будет выпускать его на экраны. И уж точно пересъемка последней серии, когда буквально вся страна замерла в ее ожидании, не является типовой практикой. Значит – произошло что-то экстраординарное, и можно только догадываться, что именно», – поясняет кинокритик.
По его словам, сравнение двух столь разных фильмов будет выглядеть спекулятивным, но можно сказать, что Сокуров смотрит на тоталитарную систему со стороны верхушки, анализируя через призму своего авторского видения, что такое тирания и что такое власть, а Крыжовников смотрит на эту систему снизу, со стороны анархических и разрушающих ее элементов, которые, тем не менее, являются носителями идеологии этой системы.
Долин упоминает в этой связи о Варламе Шаламове, показавшего в «Колымских рассказах», как нравы «блатных» отражают отношение власти к народу.
«В идее о том, что нынешняя российская власть выросла из криминала нет ничего нового. И в одном из самых популярных сериалов последних лет ("Бригада") эта тема была полностью проведена. Несмотря на то, что там нарисованы романтические образы друзей детства, ставших бандитами, мы видим там и роль государства, и политические события, и роль спецслужб, и войну в Чечне: все это там показано – и связано с криминалом. Или можно взять фильм Балабанова "Жмурки": бурлескная комедия, которая показывает жизнь мелких преступников и наемных убийц в провинции, а затем в финале мы видим их в костюмах в кабинете с видом на Кремль», – продолжает российский кинокритик.
«Я думаю, – поясняет он, – что, скорее, речь идет о деструктивном духе энергии улицы, энергии криминала, о котором российский кинематограф за последнее время немного подзабыл. Это возвращается, и то, насколько это востребовано (российским обществом), очевидно, кажется опасным властям. Но не потому, что они борются с криминалом, а потому что они видят в этом стихийную неконтролируемую силу. А любую стихию они хотели бы контролировать: мятеж Пригожина показал, к чему может привести бесконтрольная энергия тех, которые, может быть, даже и служат тебе, но потом могут взбунтоваться».
Среди комментариев по поводу «Слова пацана» порой встречаются упреки во вторичности по отношению к британскому сериалу «Острые козырьки» и даже к двум экранизациям «Вестсайдской истории».
Долин с подобными комментариями несогласен. «В политической риторике я бы назвал подобные сравнения "вотэбаутизмом". Разумеется, криминальная тема существует столько, сколько существует кинематограф. И наличие первого, великого фильма "Лицо со шрамом" Говарда Хоукса никак не отменяет необходимости съемок нового "Лица со шрамом" Брайаном де Пальмой, или "Крестного отца", или "Славных парней". Это (криминал) – часть нашей жизни, очень важная, опасная, пугающая и многих завораживающая. И она становилась и будет становиться материалом для кино, как для посредственного, так и для хорошего.
Мне кажется, что "Слово пацана" не нуждается в защите с точки зрения его оригинальности: его защитой является его популярность», – говорит кинокритик.
Директор фонда помощи заключенным и их семьям «Русь Сидящая» Ольга Романова считает, что решение о переделке восьмой серии «Слова пацана» имеет некий положительный аспект. «Я, как зритель, буду иметь две концовки. Потому что та концовка, которую я видела (в Интернете можно найти рабочий вариант заключительной серии - А.П.), конечно, странноватая. Потому что вдруг откуда ни возьмись, появляется "Ходорковский с райкомом", и самый изначально отрицательный персонаж ходит к нему. Хотя, кино, вообще-то, про совсем другое, и вот такой внезапный конец», – сказала Романова корреспонденту Русской службы «Голоса Америки».
Ольга Романова (архивное фото)
Она призналась, что для нее фильм закончился на шестой серии. «Не надо мне подробностей, потому что иногда недосказанность лучше. Но тем не менее, это очень крепкий сериал, не оппозиционный, не провластный, он такой же, как "Бригада", как "Бандитский Петербург", как "Брат". И как бы ни относиться к Балабанову и к "Брату-2", в любом случае это – большое культурное явление, и людям, которые профессионально занимаются коммуникацией и обработкой культурного пласта, нужно знать "в чем сила, брат?". Должны понимать пароль-ответ, потому что это явление, и чтобы о чем-то спорить, надо это смотреть», – поясняет свою мысль Ольга Романова.
Что же касается фактического запрета на прокат в России фильма Александра Сокурова, то Романова не считает, что российские зрители будут активно искать его на стриминговых платформах, поскольку «запретный плод сладок». «Имя Сокурова широко известно, и "простой народ" его фильмы не смотрит», – утверждает она.
«Это, – поясняет Романова, – как было с фильмом "Покаяние", который вначале был запрещен, а потом разрешен к прокату. Но ведь далеко не все его смотрели и будут смотреть. Хотя это один из главных фильмов нашей жизни. То же самое – и с фильмом Сокурова: его не будут смотреть 99,9% процента зрителей, его будем смотреть мы и между собой дискутировать, ругать, восхищаться, в общем, все, как обычно. Но мне кажется, что здесь самое главное слово - "Сталин", а любой чиновник знает, что "Сталин - хороший", что "Путин любит Сталина, и не надо его обижать". И если Сталин в аду, то мы его показывать не будем».
Культуролог из Эстонии Ян Левченко считает, что популярности сериала «Слово пацана» способствовали несколько факторов. «Во-первых, сейчас любое высказывание, которое можно воспринять как призыв к свободе – а мы сейчас не разделяем свободу как анархистскую вольницу и свободу как "осознанную необходимость" – получается, что фильм, который отсылает к достаточно романтизированному в общественном сознании времени позднего "совка", можно сказать "заходит" многим зрителям. Потому что люди сами не сознавали, что изголодались по некоторым вещам, которые стали дефицитом в современной жизни», – поясняет эксперт.
К «некоторым вещам» Левченко относит дефицит предсказуемости и свободы изъявления собственного мнения, а в сериале есть иллюзия этой свободы, потому что уличные группировки создают альтернативный порядок и делают, что хотят. «Это выглядит соблазнительно, причем не для тех, кто сейчас потенциально опасен, то есть не для тех, кто вернулся с фронта и не для трудных подростков с рабочих окраин - они не смотрят сериалы. Это соблазнительно для интеллигентной публики, которая вскрикивает в особо драматичных местах "какой ужас!" и испытывает щемящую тоску по тем временам», – говорит культуролог.
«Второй фактор, – продолжает он, – что фильм снят мастеровитым режиссером Жорой Крыжовниковым. Его работы на самом деле продолжают эстетизацию бандитского контекста в российском кино конца девяностых – начала нулевых годов, только в более приглаженном варианте. Поэтому он нацелен на очень широкий сегмент аудитории, который включает разные возрастные и социальные группы», – отмечает Левченко.
Третьей причиной успеха сериала он считает то, что тема уличной преступности представляет собой запретную, оборотную сторону советской ностальгии, которая, по его мнению, будет сейчас набирать обороты. И «Слово пацана» удачно попало в намечающийся тренд. По оценке Левченко, в первые два десятилетия была ностальгия по «светлой стороне» советского прошлого, по «прекрасному Советскому Союзу», которого на самом деле никогда не было. Но этот период закончился 24 февраля 2022 года. «А сейчас появился ресурс, (дающий возможность) ностальгировать по тому Советскому Союзу, который был по-настоящему. Потому что он был живой по сравнению с той вымороженной, непонятно, как функционирующей, лишенной любой моральной прошивки действительностью, в которой продолжают обитать граждане России», – резюмирует он.
Корреспондент Русской службы «Голоса Америки» поинтересовалась у Яна Левченко, в чем, по его мнению, различие между западным массовым зрителем, который летом этого года делал кассу таким фильмам, как «Барби» и «Оппенгеймер», и российским массовым зрителем, смотрящим «Слово пацана», «Чебурашку» и «Холопа»?
«Позволю себе уточнить, что "западного массового зрителя" не существует, потому что на Западе зрители очень дифференцированы в зависимости от страны, от культуры. И так называемый "обобщенный Запад" возможен только в российском восприятии, в том числе у тех людей, которые на Западе практически никогда не бывали», – сказал Ян Левченко.
Впрочем, и понятие «массовый российский зритель» Левченко считает «вредоносной конструкцией»: «Есть зрители больших городов, которые очень дифференцированы по вкусам и не очень отличаются от условного зрителя крупных городов Центральной Европы. Условно говоря, между "массовым зрителем" из Будапешта и "массовым зрителем" из Москвы различий не так много – скорее больше сходства».
«А у российского зрителя в провинции есть много отличий от зрителя в мегаполисе, несмотря на то, что они говорят на одном языке, – констатирует культуролог. – У них разные социальные предпосылки, разные социальные лифты и разные возможности. – Если фильм "Оппенгеймер" смотрит на пиратской платформе человек, который живет в городе, где градообразующим предприятием является исправительно-трудовая колония, то это значит, что он хочет либо уехать из этого города, либо его преобразить. Все остальные его не смотрят. И я уверен, что фильм "Барби" мало смотрят в российских столицах и еще меньше – в маленьких городах. А вот сериалы типа "Слова пацана" одним образом "заходят" в столицах, и совершенно другим образом в глубинке, потому что там их оценивают с точки зрения реалистичности в буквальном смысле… В столицах их смотрят, понимая, что это – условная вещь».
Успех фильмов «Оппенгеймер» и «Барби» Левченко объясняет тем, что в их производстве были задействованы новые технологические платформы и новые маркетинговые схемы. «Это очень важно, потому что в кино это играет ключевую роль, а содержание на самом деле не играет никакой роли. И можно сказать, что современные маркетинговые схемы предпочитают сложный материал, потому что простой материал – это скучно», – резюмирует Ян Левченко.