Несколько дней назад мне пришлось принять участие в записи ночной молодежной программы на телеканале «Столица». Программа была посвящена 50-летию первого полета человека в космос, а потому речь в студии, естественно, шла о космонавтике. Поскольку главными зрителями должны были стать те, кого теперь принято называть тинэйджерами, то ведущие передачи старались говорить об имиджевых сторонах внеземной деятельности, которые могли бы привлечь современную молодежь.
Разумеется, в центре внимания был Юрий Гагарин, который сам, как никто другой, попадал в категорию молодых людей. Когда он полетел в космос, ему было всего лишь 27 лет. После 12 апреля 1961 года Гагарин стал идеалом, на который хотели равняться те, кому было «до тридцати». Старшее поколение могло только мечтать о том, чтобы их дети и внуки стремились походить на Гагарина – быть такими же открытыми, с чистой душой и намерениями, здоровыми телом и духом и способными добиться в жизни самых невероятных высот.
«Может ли снова появиться «бренд» Юрий Гагарин?» – вот вопрос, на который участники передачи пытались найти ответ. Общее мнение было таково: «Да, конечно, может, но лишь в том случае, если у России будут новые космические победы типа той, которую олицетворял собой Гагарин».
Действительно, каким бы честным, умным и приятным не был первый космонавт Земли, какая очаровательная улыбка не освещала бы его лицо, он так и остался бы просто хорошим парнем в узком кругу родных, друзей и сослуживцев, если б не прорывная космическая программа, которая вознесла его на самый верх и в прямом и в переносном смысле этого слова. Именно олицетворением этого гигантского скачка вперед советской науки и техники и связанной с этим надеждой на лучшую жизнь и стал Юрий Гагарин.
Постоянное навязывание подрастающему поколению первого космонавта Земли в качестве некоего примера, неподкрепленного никакими современными грандиозными достижениями в области космонавтики, может вызвать лишь непонимание и смех у этого поколения, как эмблема с портретом Гагарина, нашитая на пронафталиненном сюртуке из бабушкиного сундука.
О том, какое колоссальное торможение развития российской космонавтики произошло за последние два десятка лет, говорят даже космические «почести», которые Роскосмос решил воздать Гагарину. На отправившемся на орбиту космическом корабле «Союз ТМА-21» нанесен портрет первого космонавта Земли, а сам корабль получил имя собственное «Гагарин». Это беспрецедентный случай в истории советской/российской космонавтики, которая, в отличие от американской, «крестила» только типы кораблей («Восток», «Восход», «Союз»), но никогда – их индивидуальных представителей.
Конечно, «Союз» – это не сюртук из бабушкиного сундука, но невольно вспоминается то, как советская космическая отрасль отметила 10-летие полета Гагарина. Она «салютовала» ему, назвав производным от этого слова первую в мире долговременную обитаемую станцию (ДОС), которая в 1971 году вышла на околоземную орбиту. Данный комплекс «Салют-1» был качественным шагом вперед в развитии пилотируемой техники, особенно если сравнивать его с гагаринским «Востоком», и Юрий, будь он жив, наверняка порадовался бы той дистанции, которую прошла вперед советская космонавтика за 10 лет своего существования.
Думаю, он обрадовался бы, и увидев свой портрет на «Союзе» (все-таки это проявление того, что его не забыли), но улыбка эта, скорее всего, была бы печальная. Ведь «Союз» – это единственный полностью российский образец пилотируемой техники, который остался у России. И если «Салют» олицетворял собой движение вперед отечественной космонавтики, то «Союз» отражает ее глубокий застой. Мог ли представить себе первый космонавт Земли, живший в те времена, когда каждые 2-3 года его страна удивляла мир очередным достижением в околоземном пространстве, что его изображение будет красоваться на корабле, который с незначительными изменениями тиражируется уже почти полвека?
Страшно не то, что российская космонавтика уже почти два десятка лет находится в состоянии тяжелейшей стагнации. Страшно то, что эта стагнация преподносится руководством космической отрасли и отдельными ее представителями чуть ли не как достижение. Сколько пришлось выслушать восторженных реляций Роскосмоса по поводу того, что «Союз» – «самый надежный» в мире корабль, «доказавший свое превосходство над шаттлом» (как же – ведь «шаттлы» снимаются с эксплуатации, а «Союзы» – нет), что Россия – «единственная страна, способная доставить людей на МКС», и что она «мировой космический лидер», запускающий больше всех в мире ракет-носителей и.т.д., и.т.п…
Вирус безволия и почивания на рассыпающихся от старости лаврах поразил не только Роскосмос, но и рядовых работников отрасли. Несколько дней назад у меня состоялся разговор с одним из сотрудников Центра подготовки космонавтов им. Гагарина. Как-то к слову я сказал, что «Союзы», хоть и заслуженные машины, но беда России в том, что она до сих пор вынуждена ими пользоваться.
– А когда, по-вашему, их нужно сменить? – мне показалось, что в тоне сотрудника прозвучал некоторый вызов.
– Ну… лет через сто-двести. – Нарочитая абсурдность моего ответа была призвана показать всю бессмысленность такой постановки вопроса.
– Техника должна использоваться до тех пор, пока она успешно справляется с задачами, ради решения которых она создавалась, – наставительно сказал он.
– Паровоз, если его прицепить к экспрессу Москва-Петербург, тоже с успехом дотащит его до Питера, зачем же тогда создавался «Сапсан» (российский вариант современного скоростного немецкого экспресса типа «Веларо»)?
– Ну, знаете!.. – сотрудник возмущенно поперхнулся, но, видимо, не найдя контраргументов, решил поймать меня на «святотатстве». – Это все-таки ЦПК, не надо здесь такого говорить!
Я мог бы сказать ему, что слава отечественной космонавтики – не в куске, пусть даже очень заслуженного железа, а в ее коллективном «мозге», производстве, наконец, воле, которая двигала ее в 1960-е и отчасти 1970-е годы, и которая и дальше могла бы двигать ее вперед, но подумал и решил этого не делать. Мой собеседник – относительно молодой человек, за всю свою жизнь видевший в ЦПК только тренажеры «Союзов» и модулей космических станций – сначала «Салютов», потом «Мира», а теперь МКС. Вполне возможно, что для него космическое лидерство России как раз и состоит в том, чтобы продолжать выпускать технику, которая в другой стране, например, США, уже давно была бы снята с производства по причине технического и морального устаревания.
Апологеты современных космических «достижений» России замалчивают тот факт, что «незаменимость» «Союза» – следствие действия известного принципа «не было бы счастья, да несчастье помогло». Не развались «Колумбия» в 2003 году в плотных слоях атмосферы, вся роль «Союза» на МКС была бы сведена к выполнению функции (безусловно, очень важной) лишь «спасательной шлюпки», которая так никогда могла бы и не понадобиться. В то же время «шаттлы» оставались бы в центре мирового внимания как главные «ковчеги», доставляющие людей и грузы на станцию. И, кстати, со статистической точки зрения «шаттлы», как это ни покажется парадоксальным, надежнее «Союзов». При том, что на счету как «Союзов», так и «шаттлов» по две катастрофы с гибелью экипажа, «челноки» совершили больше полетов космос, чем российские корабли.
Не слишком много говорится и о том, какие колоссальные усилия прикладывают США, в частности частный сектор их космической промышленности, для того, чтобы как можно быстрее разработать и построить новый американский космический корабль (а возможно, даже несколько типов таких кораблей) и тем самым покончить с зависимостью от «Союзов». Не дает Роскосмосу усомниться в космическом «лидерстве» России и тот факт, что через год-два Китай начнет собирать на орбите свою околоземную станцию, и что китайский корабль «Шеньчжоу», хоть и не может похвастаться такой длительной историей успешной эксплуатации, как «Союз», тем не менее имеет больший гермообъем, более универсален и энерговооружен, чем российский корабль.
Что же касается «лидерства» России по числу космических запусков, то не стоит забывать, что это – чисто количественный показатель, достигнутый с помощью хоть и модифицированной, но по сути своей архаичной космической техники. Она включает в себя уже упомянутые ракеты-носители типа «Союз» (первый полет совершил 54 года назад) и «Протон» (первый полет совершил 46 лет назад).
Через пару дней после записи на телеканале «Столица» мне пришлось выступать в прямом эфире одной популярной российской радиостанции. Передача прошла интересно и живо. В конце ее ведущие поблагодарили меня и попросили «заходить почаще».
– Приглашайте – приду, – ответил я. – Космическая тематика так же обширна, как и сам космос. Всегда можно найти, о чем поговорить.
– Ну, знаете, космос, – ведущая слегка поморщилась. – Ну что мы будет говорить об одном и том же! «Союзы», ГЛОНАСС, МКС… Все это уже в зубах навязло.
Мне трудно было не согласиться с ведущей. Из того, чем сейчас реально полностью или частично располагает Россия в космосе, все основное действительно может быть сведено к данной «троице». И это действительно уже ничего, кроме скуки и равнодушия, не вызывает. Остается лишь надеяться на то, что возможные перемены в космической политике России поставят перед российской космонавтикой такие цели, о достижении которых можно будет интересно говорить в течение многих передач.
Другие материалы о событиях в России читайте в рубрике «Россия»