Опрос: поддержка Путина в России со временем снижается

Центр исследований общественного мнения Чикагского университета (NORC) опубликовал результаты опроса, проведенного в России в ноябре прошлого года, об отношении к Путину, войне в Украине, и ряду других вопросов. По этим данным, 65 процентов россиян готовы поддержать Путина на президентских выборах и 63 процента поддерживают войну в Украине. Эти показатели ниже, чем те, что были получены в декабре независимым Центром «Левада». По данным «Левады», рейтинг Путина составляет 83 процента, а войну поддерживают 76 процентов россиян. О ключевых результатах опроса, в разработке которого он участвовал, рассказал в интервью Русской службе «Голоса Америки» Вадим Волос, вице-президент NORC.

Вадим Волос, вице-президент NORC: Мы опрос проводили в конце ноября, когда только слухи были, что Путин выдвигается на очередной срок, но мы так сконструировали вопрос, что вне зависимости от того, были ли об этом официально объявлено во время опроса или после, люди просто могли выразить свое мнение. По нашим цифрам, более чем 6 из 10 выразили поддержку. Так как я занимаюсь опросами в России уже давно, эта пропорция не показалась мне слишком высокой.

Второй момент, это то, как президент справляется со своими обязанностями во внешней и во внутренней политике. Там тоже получилось не то, что Путин получал в предыдущие годы. Заметно некоторое снижение оптимизма, но явно не на том уровне, когда президент мог бы сказать, что он потерял поддержку населения. Этого не произошло. Но по сравнению с результатами, которые мы получали 8 или 10 лет назад, это не самая высокая поддержка.

Далее, в обществе бытует широко распространенное мнение о том, что вооруженный конфликт, связанный с Украиной, это, прежде всего, конфликт между Россией и Западом. Существует ощущение внешней угрозы и сильно выраженная боязнь, что этот конфликт приведет к чему то, что будет еще хуже.

Плюс, еще темы, связанные с оппозицией. Люди говорят, «да, неплохо бы у нас иметь оппозицию». В то же время, мало кто слышал о преследованиях оппозиции или преследовании оппозиционных журналистов. То есть, из всех общественных головных болей, это явно не самая большая.

Ну, и один тренд не изменился: экономика и коррупция. Несмотря на СВО, коррупция, по мнению граждан, остается проблемой в обществе, как и экономическое положение людей.

И последнее из интересных наблюдений: в экономическом состоянии людей нет большого прогресса. Большинство говорят, что их материальное положение не изменилось за последние два года. У небольшого процента людей оно улучшилось, но тех, у кого оно ухудшилось, в два раза больше… У тех, у кого положение ухудшилось, мы спросили, как именно оно ухудшилось. И большинство из них, сказали, что из-за роста цен…

Такое положение вещей в экономике можно охарактеризовать, как стагнацию, но не коллапс.

Михаил Гуткин, корреспондент: Ваши выводы по экономическому состоянию в целом совпадают со статистическими данными из других источников, и демонстрируют, что российская экономика не рухнула в результате санкций. Вы спрашивали конкретно о влиянии санкций на жизнь людей?

Да, мы спрашивали конкретно о санкциях в связи с поездками за границу. Видимо, эти санкции коснулись наиболее материально благополучных людей, которые ездили в Европу. Эти санкции по ним ударили, но это относительно небольшой процент людей, которые сказали, что на них санкции как-то повлияли…

Так же, видимо, к санкциям, или к ответам на санкции, имеет отношение вопрос об ограничении доступа к платформам некоторых социальных сетей, и так далее. Но, опять же, как и с поездками за рубеж, основную массу населения это не затрагивает…

Но если оценки экономической ситуации внутри и вне России более не менее совпадают, относительно высокий уровень поддержки Владимира Путина и войны с Украиной весьма резко контрастирует с оценками, высказываемыми на Западе. Россия, с точки зрения оценок своих граждан, оказывается весьма изолирована от внешнего мира. Чем это можно объяснить?

Эти оценки россиян обусловлены прежде всего тем, что, по их мнению, «спецоперация» связана с защитой от внешних угроз. Это, видимо, то, что отличает российское население от жителей, скажем, европейских стран, которые видят эти действия России как агрессию и вторжение. Для российских граждан это видится, как защита от внешнего врага. Мы задавали вопрос о «спецоперации»: это цивилизационная борьба России и Запада или конкретно защита от потенциальной угрозы со стороны Украины? Большинство россиян видят угрозу со стороны Запада, НАТО. И в этом уникальность позиции россиян, потому что ничего подобного не услышишь от жителей Европы или США…

Я думаю, что в российском обществе – это видно и по опросам населения, и по тому, как менялись мнения элит во власти – постепенно, на протяжении последних 20 с лишним лет, маятник качнулся от сотрудничества, партнерства и потенциально союзнических отношений с Западом, с Америкой, в противоположную сторону. Сейчас эти настроения достигли своего пика, когда люди уже спокойно рассуждают о возможном ядерном конфликте с Западом, с НАТО. Поэтому поддержка «спецоперации» должно пониматься в контексте этого тренда, который идет по нарастающей уже 20 лет…

В этом плане конфликт с Украиной… сделал резче это противостояние, антагонизм, который россияне испытывают к Североатлантическому союзу и конкретно к США. Мы это видело в ряде опросов еще до войны, а сейчас эти настроения усилились, стали более контрастными и концентрированными, я бы сказал.

Я понимаю, что Вы проводили опрос по западным стандартам. Тем не менее, остается вопрос о том, насколько люди свободны в выражении своих мнений. Когда им в России звонит по телефону незнакомый человек и начинает задавать вопросы о том, как вы относитесь к президенту, к войне, и так далее, действительно ли они свободны говорить об этом? Повлиял ли этот фактор на те результаты, которые Вы получили?

Я думаю, что не более, чем в любом опросе в любой стране. Естественно, многие люди не хотят говорить с интервьюерами, которые им звонят и которых они не знают. Уровень отказов в этом российском опросе был примерно таким же, как в США. В США даже этот уровень немного выше. Люди не хотят делиться своими мнениями…

Опрос анонимный. Люди знают, что они могут высказать свое мнение. Государство в плане контроля над гражданами не столь уж эффективно, и люди это знают... На таком уровне они не боятся высказывать свои мнения. Они знают, что если будут участвовать в протестах, каких-то движениях, это может для них обернуться неприятностями. Но ответить на вопросы социолога они не боятся.

К тому же я уже упоминал, что до войны поддержка Путина была гораздо выше. Если бы люди так боялись, то, наверное, о поддержке внутренней политики Путина сказали бы не 58 процентов населения, а все сто, чтобы уж обезопасить себя…

Ну, вот вы говорите, что люди не боятся отвечать на вопросы социологов. Но мы знаем уже довольно много случаев, когда людей привлекают к ответственности за то, что они что-то не так сказали, отвечая на вопрос журналиста на улице, за посты в социальных сетях. Вы действительно думаете, что ситуация в России в этом смысле сравнима с западными странами?

Здесь я могу только спекулятивно предположить, что кто-то из тех, кто отказывается, делает это из опасения попасть в какую-то неприятную ситуацию. Но нет данных, подтверждающих это, поэтому мы можем только предполагать, что, наверное, есть некая пропорция таких людей.

В то же время мы старались так сформулировать вопросы, чтобы они не вызывали у людей негативной реакции. Как Вы сказали, «по западным стандартам»: чтобы язык был нейтральный, чтобы респонденты не воспринимали это как провокацию, или как попытку вовлечь в некую протестную деятельность, вступить в какое-то движение, и так далее. Это все тоже помогает.

Вопрос, который Вы задали, несомненно имеет право на существование. Это хороший вопрос… Да, в определённой степени контекст другой; его нужно понимать и аккуратно работать с респондентами. Также имейте в виду, что в любой момент человек может просто повесить трубку. Это телефонный опрос, и респондента никто не заставляет оставаться на линии все это время. Люди не получают за это никакого вознаграждения, а просто выражают свои мнения.

Приходилось обсуждать с коллегами здесь, что это, конечно, представления россиян в целом, всех слоев населения, которые репрезентативно представлены в опросе. Это не мнения исключительно активистов и тех, кто выступает против действий России. У нас есть примерно четверть или 3 из 10 в этом опросе, кто в принципе настроен критически, и они это свое критическое мнение высказали. Мне кажется, это та пропорция людей, которые не хотели вы видеть, чтобы Путин опять переизбирался и более критически относятся к его внешней политике… Я думаю, что этот опрос правильно эту пропорцию определил. Это не большинство населения, и это не один процент. Это довольно значительное меньшинство, которое высказывает недовольство тем, что происходит.

И это меньшинство, очевидно, не знает о собственном существовании. Вы упоминали о том, что большинство опрошенных не знают о преследованиях несогласных или оппозиционных СМИ…

Они либо не знают, либо их это не волнует. Это вопросы, остающиеся на периферии (общественного сознания – МГ). Я думаю, это интересная мысль, потому что эти люди никак не организованы: у них нет своей партии, нет своего представителя во власти… Но, с другой стороны, мы в опросе определили, что люди вроде как и не против иметь политическую оппозицию в стране, но когда мы спрашивали, насколько это важно и срочно, мы получали ответы уже более размытые. Так что, да, речь идет о части населения, которая никак политически не организована и не связана между собой, и тем не менее, она существует. Опрос это показал, и это одна из причин ему доверять: мы не увидели некоего стопроцентного северокорейского энтузиазма. Я думаю, что пропорциональная поддержка власти определена достаточно научно и аккуратно, несмотря на все уязвимости опросов.