Латвийский сюрреалистический триллер показали в Роттердаме

Давис Симанис. Courtesy photo

Давис Симанис. Courtesy photo

Давис Симанис: «Мой герой – сталкер, который ведет нас по безумному миру»

На завершившемся в минувшее воскресенье международном кинофестивале в Роттердаме состоялась мировая премьера фильма «За год до войны» (The Year Before the War). Картина латвийского режиссера Дависа Симаниса (Davis Simanis) демонстрировалась в программе Big Screen.

В 1913 году мир жил тревожным ожиданием. Еще совсем недолго, и миллионы мужчин из враждующих стран боевым маршем отправятся на передовую, где многие сложат голову. Но пока еще не началась Первая мировая война, и люди веселятся и поют бравые песни. Молодой герой фильма Петер, житель Риги, отправляется в странствие по Европе, где заводит дружбу с коммунистами, анархистами, националистами и теми, кого спустя короткое время станут называть фашистами. Его берет под свое крыло лидер русских революционеров Ленин. Кроме того, он побывает в имперской Вене и экзотическом санатории в Швейцарии, где лечит гипнозом и другими новейшими методиками сам доктор Фрейд. В Петера стреляют, он стреляет в ответ. А еще он заводит роман с супершпионкой Матой Хари.

Режиссер-документалист, сценарист, монтажер Давис Симанис младший родился в 1980 году в семье известного кинорежиссера и оператора Дависа Симаниса старшего (умер в 2007 году). В 2003 году закончил Латвийский государственный университет. Снял фильмы «Отец Ночь» (был выдвинут от Латвии на премию «Оскар»), «Звуки под солнцем», «Запорошенные пеплом», «Стена», «Бегство из Риги» и другие.

Корреспондент Русской службы «Голоса Америки» по сервису Zoom побеседовал с Дависом Симанисом, находящимся в Риге.

Олег Сулькин: Что привлекло вас в отрезке времени, предшествовавшем Первой мировой войне?

Давис Симанис: Я всегда очень любил историю. Особенно интересует меня первая половина 20-го веку. Этому времени посвящены практически все мои фильмы. Эпоха предчувствия и осуществления катастроф. Мистическое время. А там, где тайна, там открываются благодатные возможности для кинематографа. Непосредственно перед Первой мировой войной в мире царили радужные надежды на прогресс цивилизации. И вдруг – полное скатывание в безумие.

О.С.: Вы разделяете утверждение, что история повторяет себя?

Д.С.: Я не большой поклонник теории цикличности. Конечно, какие-то тенденции разных эпох похожи друг на друга. Похожи и социально-политические кризисы, и кризисы личностные.

О.С.: Чем вы вдохновлялись, когда создавали странный, причудливый нарратив?

Д.С.: Мне показалось интересным рассказать об известных личностях истории в таком необычном, эксцентричном, карикатурном ключе. Мы использовали очень многое: мемуары, литературу того времени, различные свидетельства. Я думаю, что примерно 95 процентов того, что показано в фильме, основано на исторически подтвержденных фактах. Эти факты мы объединили в нечто вроде калейдоскопа.

О.С.: Интересно, а кто это мы?

Д.С.: Я и моя команда. А также те, кто помогал мне писать сценарий, вдохновлял своими идеями, в первую очередь, Улдис Тиронс, философ и редактор журнала Rigas Laiks.

О.С.: Какие-то образы мгновенно узнаваемы, например, Ленин, Троцкий, Фрейд. А откуда остальные персонажи? Откуда эти новеллы про экспериментальный санаторий, про медиумов и столоверчение?

Д.С.: В эпизоде про медиумов мы вдохновлялись «Волшебной горой» Томаса Манна. Если помните, герой романа Касторп попадает в горный санаторий, где лечат психоанализом и где происходит спиритический сеанс. Поскольку структура фильма калейдоскопична, нам нужен был герой, отличающийся от всех остальных персонажей. Петер – сталкер, который ведет нас по безумному миру. Поначалу он олицетворяет нормальность обычного человека, но постепенно безумие заражает и его самого.

«За год до войны». Courtesy photo

О.С.: Сцена столоверчения вызвала у меня в памяти классический немой фильм Фрица Ланга «Доктор Мабузе, игрок». Мне кажется, на вас повлиял немецкий экспрессионизм. Я читал, что вы вначале сняли фильм в цвете, а затем перевели его в черно-белое изображение. Это еще больше подчеркнуло ассоциации с ранним немецким кино.

Д.С.: Мы с самого начала решили делать фильм в двух версиях – цветной и черно-белой. Напомню, что прошлогодний оскаровский победитель «Паразиты» также был снят в двух версиях, цветной и черно-белой. Черно-белая гамма делает фильм более политичным и историчным. При этом теряется барочная цветовая нюансировка. Мы хотим в прокате показывать обе версии и выяснить, какая больше нравится публике. Да, я считают себя поклонником Фрица Ланга, Мурнау и других великих мастеров немецкого экспрессионизма. У нас в фильме сцена на ночных улицах Вены с ярко освещенными окнами домов отсылает к «Последнему человеку» Мурнау. Вместе с тем я думаю, что сильнее всего на стилистику нашего фильма повлияло советское кино 60-х, в первую очередь, ранние фильмы Алексея Германа. Долгие кадры, несколько расфокусированные, накладывающиеся один на другой диалоги с обрывками фраз.

О.С.: Но, согласитесь, концептуально вы сильно отличаетесь. У вас другая эстетика, театрализованная, тяготеющая к бурлеску и карикатуре. И в этой конструкции, конечно, важнейшую роль играет главный герой. Природа его, очевидно, двойственна, не случайно его имя Петер и, одновременно, Ганс. Итак, кто он, ваш герой?

Д.С.: Петер-Ганс – странная фигура. Обычный, заурядный человек, который становится провожатым для зрителя в путешествии по безумному 1913 году. Он пытается понять, что происходит с окружающим миром, и пытается осознать себя, свою судьбу, свое предназначение. Один из моих предыдущих фильмов, «Бегство из Риги», рассказывал о двух знаменитых выходцах из этого города, о режиссере Сергее Эйзенштейне и философе Исайе Берлине (фильм снят в жанре мокьюментари). Судьбы их сложились очень по-разному. Первый стал кинематографистом, страстным пропагандистом коммунистической доктрины, впоследствии, впрочем, разочаровавшимся в ней. Второй получил блестящее образование в Великобритании и стал крупнейшим мыслителем, одним из основателей современной либеральной философии. Но в начале жизни в Латвии они и представить себе не могли, кем станут. Наш герой Петер, он же Ганс, тоже заключает в себе тайну своего будущего. Мне в принципе интересны такие характеры – доппельгангеры, двойники. Кризис самоидентификации, начавшись, никогда не кончается. Не случайно тема смерти столь существенна для фильма. Герой, как и все мы, не знает, сколько времени ему отведено судьбой, и постоянно рефлексирует по этому поводу.

«За год до войны». Courtesy photo

О.С.: Ваш герой наивен и доверчив, поэтому дьявол в облике Ленина легко вербует его в свою когорту. Вообще, образ Ленина очень шаржированный и зловещий, особенно в эпизоде в Сибири, куда, как и почти все соратники вождя, со временем попадает Петер-Ганс. Почему вы выбрали Ленина как олицетворение вселенского зла? Почему, допустим, не Гитлера?

Д.С.: В 1913 году Гитлер еще не стал такой могучей фигурой, как в начале 30-х годов. Ленин гораздо ближе к прототипам нашего героя, чем Гитлер. История Петера-Ганса очень вольно основана на биографиях двух видных латвийских анархистов. Один из них, Яков Петерс, позднее стал соратником Дзержинского, одним из первых руководителей ВЧК (Расстрелян во время чистки внутри НКВД в 1938 году. – О.С.). Другой, Петерис Малдерис, вообще был фигурой загадочной, менял имена и клички (самая известная – Петерис Художник), устраивал кровавые теракты в Англии и по всей Европе. Но после 1912 года его следы теряются. И мы поэтому со спокойной душой могли нафантазировать его похождения, поместив их в 1913 год.

О.С.: Ваш фильм – пиршество для интеллектуалов, которые любят разгадывать исторические загадки и опознавать культурные референции. А рассчитываете ли вы на интерес более широкой аудитории?

Д.С.: Да, конечно. Наивный и невинный герой, которого соблазняют эмиссары зла, сам становится воплощением зла. Эта тема универсальна, где бы зритель ни жил, знает ли он или нет историю и культуру того времени и того региона. Любопытно, что трагикомические нюансы и гэги малоосведомлённые люди воспринимают не менее заинтересованно и живо, что и эрудиты-интеллектуалы.

О.С.: В аннотации Роттердамского фестиваля фильм представлен так: «За год до войны» - исторический триллер с сюрреалистическими изгибами». Я бы предложил чуть-чуть подкорректировать: «За год до войны» – сюрреалистический триллер с историческими изгибами». Согласны?

Д.С.: Да, согласен. Проблема с историческими фильмами в том, что они никак не могут следовать прокламируемым академическим принципам. Всегда нужен главный герой, какой-то человек, воплощающий важные идеи. В жизни это задача всего общества, но в кино нужна конкретная персона. Нужна драматургия, которую не построишь, опираясь только на хронологию событий. Исторические фильмы, в большинстве своем, утверждают какую-то одну версию истории. Меня это не устраивает. Я хотел бы, чтобы после просмотра у людей возникла потребность в рефлексии, потребность осмыслить увиденное, разобраться в своих переживаниях, может быть, углубиться в тему, почитать книги или поискать информацию в Интернете.

О.С.: Ваш отец был известным кинооператором. Вы идете по его стопам...

Д.С.: В молодости я старался уйти как можно дальше от профессионального выбора моего отца. Изучал историю, философию. Но после того, как защитил докторскую диссертацию, то понял, что меня все-таки больше всего другого влечет кино.