Американские эксперты продолжают анализировать результаты встречи в Женеве президентов США и России и дальнейшие перспективы американо-российских отношений. Одну из наиболее положительных оценок встречи Джо Байдена и Владимира Путина дал бывший советник президента Джорджа Буша-младшего, а ныне управляющий директор фирмы Kissinger Associates Томас Грэм ( Thomas Graham).
В своей колонке на сайте Совета по международным отношениям Грэм, в частности, указывает на выпущенное после саммита Байдена и Путина совместное заявление, в котором они подтвердили приверженность принципу, озвученному в Женеве 36 лет назад президентами Рональдом Рейганом и Михаилом Горбачевым: «в ядерной войне не может быть победителей, и она никогда не должна быть развязана».
С Томасом Грэмом беседовал по Скайпу Михаил Гуткин.
Михаил Гуткин: Ваша оценка саммита Байдена и Путина весьма положительна. Что дает Вам основания для оптимизма?
Томас Грэм: Во-первых, американо-российские отношения сейчас на таком низком уровне, что трудно представить себе их дальнейшее ухудшение без того, чтобы не перейти к открытому конфликту. Но этого, я думаю, ни одна из сторон не желает. Поэтому можно сказать, что планка для первой встречи президентов Байдена и Путина была достаточно низкой.
Я считаю, что Байден достиг тех целей, которые он поставил перед собой: он хотел обозначить возможные сферы сотрудничества между двумя странами; он хотел твердо очертить те сферы, в которых существуют разногласия, и провести «американские красные линии». Он также хотел подчеркнуть, что вопросы прав человека остаются в американской повестке. И все это ему удалось сделать в Женеве на встрече с Путиным.
В то же время президент Байден понимает, что США и Россия должны вести последовательный диалог по целому ряду вопросов, касающихся как возможных сфер сотрудничества, так и сфер соперничества, если мы хотим более стабильных и уравновешенных отношений с Россией.
Так что, если оценивать саммит по тем целям, которые были поставлены, то я думаю, Байден добился успеха. В то же время отношения остаются очень напряженными и конфронтационными. Однако траектория этих отношений сегодня менее опасна, чем это было еще несколько недель назад. И это положительный момент. Означает ли это, что я оптимист? Возможно. Но нужно дождаться дальнейшего развития событий.
МГ: Накануне Россия заявила о готовности работать вместе с США над поиском киберпреступников. По словам Александра Бортникова, возглавляемое им ФСБ будет работать в рамках договоренностей Путина и Байдена, достигнутых на саммите в Женеве. Однако борьба с киберпреступностью – один из наиболее сложных аспектов американо-российских отношений. Насколько реальным и действенным может быть сотрудничество в этой области?
ТГ: Действительно, киберпреступность – один из наиболее чувствительных аспектов американо-российских отношений. Киберпространство стало одним из неотъемлемых элементов современного общества. Жизнедеятельность многих систем в нашей стране зависит от доступа в киберпространство. Но эта сфера стала весьма уязвимой, особенно в США, потому что мы создавали наши сети, руководствуясь легкостью доступа к ним, а не их безопасностью…
Для успешного сотрудничества в этой области необходим определенный уровень доверия. Нужна способность отслеживать местонахождение и деятельность киберпреступников.
Заявление [Бортникова] создает основу для дальнейших контактов между представителями наших стран. Однако на разработку конкретных шагов и достижение уверенности в добросовестности сторон уйдет время. Одним из свидетельств доброй воли со стороны России стало бы снижение числа кибератак с целью вымогательства, направленных против американских целей, наподобие тех, что имели место в последние недели. Напомню, что накануне саммита администрация Байдена весьма осторожно утверждала, что эти атаки были осуществлены лицами, находящимися в России, но не действовавших от имени или с ведома государства. Проведенное различие между государством и киберпреступниками сформировало пространство для работоспособного соглашения в этой сфере. Но теперь мы должны посмотреть, будут ли дальнейшие кибератаки, и если да, то готово ли российское правительство заблокировать сайты киберпреступников и помочь США и жертвам этих атак вернуть выкуп, который возможно был выплачен.
МГ: Вы упомянули отсутствие доверия. Это важный фактор не только в борьбе с киберпреступностью, но и в американо-российских отношениях в целом. В США президент Путин, похоже, потерял доверие многих политиков и экспертов, что называется, на перманентной основе. Некоторые подвергали сомнению саму необходимость этого саммита в Женеве. Что вы об этом думаете? Могут ли США доверять Путину и, если нет, нужно ли все равно с ним общаться и взаимодействовать?
ТГ: Помните, президент Рейган говорил «доверяй, но проверяй»? [Бывший госсекретарь] Джордж Шульц вывел эту формулу на следующий уровень: он говорил, что отношения между соперниками строятся не на доверии, а на способности сторон верифицировать выполнение договоренностей.
Поэтому мы вступаем в соглашения с русскими на основе четкой системы проверок и мониторинга их исполнения. И если мы убедимся, что Россия действительно выполняет свои обязательства, тогда мы сделаем следующий шаг. Соглашения на основе функционирующей системы проверок могут способствовать появлению доверия – прежде всего, к вашей собственной системе проверок и мониторинга, что очень важно – но также и доверия к противоположной стороне. Это может позволить перейти к договоренностям в более чувствительных сферах.
Никто из американских официальных лиц, включая президента, не откажется от механизмов верификации и не пойдет на заключение соглашения на основе лишь доверия к российскому лидеру. В действительности это относится и к большинству других стран. Поэтому механизмы верификации будут крайне важными в наших переговорах по контролю над вооружениями, стратегической стабильности, борьбе с киберпреступностью. То, как будет осуществляться проверка соглашений, будет определять политику США и то, как далеко мы сможем продвинуть наши отношения в позитивном ключе.
МГ: Некоторые эксперты полагают, что на саммите в Женеве стороны согласились разделить те вопросы, по которым сотрудничество возможно, от тех, по которым у США и России «ценностные разногласия». Вы согласны с такой оценкой?
ТГ: Я думаю, в действительности разделить эти вещи очень сложно. Американцы любят говорить о компартментализации, когда можно обсуждать конкретный вопрос, как будто он существует вне более широкого политического контекста. Но для русских этот более широкий политический контекст очень важен, и они стремятся поместить ключевые вопросы в более широкий контекст двусторонних отношений.
Это не означает, что мы не сможем отделить вопросы контроля над вооружениями, например, от правозащитной тематики или ситуации в Украине. В то же время, неправильно думать, что наши действия по этим направлениям не повлияют на то, как русские подходят к переговорам с нами. Это значительно усложняет переговорный процесс даже при наличии предпосылок для достижения соглашения. Я не говорю сейчас о жесткой привязке, но на мой взгляд, в реальном мире всегда существует мягкая привязка, непрямая зависимость одного направления переговоров от других. Поэтому мы должны понимать, что наши действия в одной сфере могут повлиять на подход к переговорам по другим вопросам.
МГ: Вы упомянули сейчас «реальный мир». Вас считают ведущим представителем «реалистов» в американской внешнеполитической мысли. А как Вы думаете, президент Байден оказался «реалистом»?
ТГ: Я думаю, что Джо Байден – прагматик. Является ли он «реалистом» в теоретическом смысле, это другой вопрос. Он видит определенный набор проблем, которые он хочет каким-то образом решить. Он хочет стабилизировать отношения с Россией, сделать их более предсказуемыми.
Риторически он будет продолжать продвигать американскую правозащитную повестку. Но если мы посмотрим на действия администрации Байдена в преддверии саммита, становится понятно, что она смягчала некоторые удары с целью создания подобающей атмосферы вокруг саммита и достижения целей, поставленных президентом. Так, они не стали объявлять о новых санкциях, связанных с применением химического оружия против Навального, и вообще отказались от некоторых санкций по «Северному потоку-2».
Я думаю, что Байден будет и впредь проявлять прагматизм в отношениях с Россией. Будет также интересно проследить, насколько активно будет вовлечен президент в отношения с Москвой. Одна из причин того, что президент хочет стабилизировать отношения с Россией, – наличие в его повестке других вопросов, которые для него более приоритетны: внутриполитические проблемы США, экономика, неравенство, пандемия коронавируса, то, что президент называет «системным расизмом», и так далее. Во внешней политике главным стратегическим вызовом является Китай. Приоритетным также остается восстановление отношений с нашими союзниками.
Если вы посмотрите на разработанную администрацией Байдена стратегию по обеспечению национальной безопасности, Россия там упоминается далеко не на первом месте. Вырисовывается такой подход: давайте стабилизируем отношения с Россией; эти отношения не должны стать настолько проблематичными, что они будут отвлекать нас от решения более насущных долгосрочных стратегических проблем, как внутренних, так и внешних. Предсказуемые отношения с Россией позволят направить нашу энергию на решение более приоритетных вопросов.
МГ: Думаете ли Вы, что администрация Байдена прислушивается к предостережениям Генри Киссинджера и некоторых других экспертов о том, что США не следует находится в состоянии конфронтации с Россией и Китаем одновременно?
ТГ: Мы начинаем видеть признаки такого подхода, и это еще одно свидетельство прагматизма администрации Байдена. Мы довольно много говорим о вызовах со стороны России или Китая, но мало говорим о вызове, который может представлять для США стратегический союз Китая и России.
Мне кажется, администрация Байдена начинает постепенно понимать, что китайско-российский союз может представлять большую угрозу, чем эти страны по отдельности. Администрация также понимает, что мы не в состоянии поссорить Россию и Китай (у этих стран есть объективные причины для поддержания добрососедских отношений), но мы можем воздержаться от шагов, которые подтолкнут Россию еще дальше в китайские объятия. Встреча в Женеве, среди прочего, была направлена на то, чтобы продемонстрировать президенту Путину, что у России есть и другие опции, помимо союза с Китаем. В администрации Байдена понимают, что Россия задумывается над тем, как сохранить свою стратегическую автономию в мире, где доминирующим становится соперничество США и Китая. Каково будет место России в таком двуполярном мире? Представляется, что Россия может в значительной мере потерять свою автономность и независимость, и в Москве этого не хотят. Если США продемонстрируют готовность протянуть руку России, это будет сигналом того, что эксклюзивный союз с Пекином не является единственным выходом для Москвы. Конечно, Россия не станет союзником США. Но если администрации Байдена удастся замедлить то стремительное сближение России и Китая, которое мы наблюдаем в последние годы, это будет в американских интересах.
МГ: Такой подход в то время, как президент Путин ужесточает меры против гражданского общества и независимых СМИ, может вызвать критику со стороны правозащитного сообщества. Насколько такая критика будет обоснована?
ТГ: Такая критика может быть обоснована с точки зрения правозащитников. Вопрос в том, каких действий со стороны американской администрации они хотели бы увидеть?
С моей точки зрения, главным принципом в вопросе прав человека в России должно быть «не навреди». Иными словами, наши действия не должны привести к ухудшению ситуации с правами человека и не должны подталкивать Кремль к более репрессивным мерам внутри страны. Можно утверждать, что снижение напряженности в американо-российских отношениях ведет к смягчению давления на гражданское общество в самой России. Мы видим такие примеры в истории. По сути, снижая напряженность во внешней политике, мы способствуем расширению политического пространства внутри России.
С другой стороны, слишком громкая поддержка критиков Кремля и оказание им финансовой или иной материальной поддержки, ведет к закручиванию гаек, чего мы хотели бы избежать. Это сложная проблема для любой администрации, потому что продвижение демократии лежит в основе американской внешней политики в течение нескольких поколений. У нас есть ценности, которые мы должны артикулировать на мировой арене. Но мы также должны реалистично оценивать нашу способность добиваться позитивных перемен в России, и отдавать себе отчет, когда наши действия могут привести к негативным последствиям. Повторю, что это непростая дилемма для любой администрации.
МГ: Не хотел заканчивать нашу беседу на пессимистичной ноте, но не могу не спросить: может ли это наметившееся осторожное сближение США и России пойти под откос? И если да, то что может стать причиной?
ТГ: В реальном мире все может пойти под откос! Тут может быть целая серия обстоятельств. Многое будет зависеть от вызовов, с которыми могут столкнуться наши страны в течение следующих нескольких месяцев. Например, что-то может произойти в Украине, что может привести к открытому конфликту между Россией и Украиной. Такое развитие событий вызовет серьезный стресс в американо-российских отношениях. Инцидент в киберпространстве может привести к кризису. В киберпространстве особенно важной является способность правильно определить противника, так как возможны операции «под чужим флагом», когда некая сторона может попытаться сымитировать действия другой стороны в попытке вызвать раздор в международных отношениях. Может случиться непредвиденный экономический кризис. Список вызовов, которые могут отвлечь нас от диалога, необходимого для поддержания стабильных американо-российских отношений, можно продолжить.
Либо могут возникнуть обстоятельства, когда одна из сторон придет к выводу, что другая сторона лишь пользуется видимым сближением и действует недобросовестно, пытаясь получить стратегическое преимущество. Американо-российские отношения всегда требовали особого внимания, не обязательно со стороны президента, но со стороны представителей достаточно высокого уровня. Стабильность этих отношений необходимо активно поддерживать. Это непреложный факт, который необходимо учитывать.