Недавно в нью-йоркском издательстве «Нортон» вышла книга «Хрущев: человек и его эпоха». Пятнадцатого апреля исполняется 109 лет со дня рождения советского лидера Никиты Хрущева. Предлагаем вашему вниманию третью часть интервью с автором книги, профессором политологии колледжа Амхерст в штате Массачусетс Уильямом Таубменом.
Инна Дубинская: Мир запомнил Хрущева, когда он стучал своим коричневым ботинком по трибуне ООН. Какие важные для мира качества Хрущева затмил этот образ?
У.Т.: Этот образ, конечно, повлиял на мнение мира. И когда спрашиваешь сегодня американцев «Кто такой Хрущев, кем он был?», они, конечно, отвечают: «Это который стучал башмаком в ООН». Некоторые знают больше, но это - прежде всего. То же самое бывает и в России. Конечно, люди там гораздо больше знают о своей истории, но в разговоре о нем тоже сразу вспоминают то же самое.
Это, конечно, не самое важное действие его жизни. Я, кстати, постарался узнать, правда ли, что он стучал башмаком? Оказывается, это спорный вопрос. Потому что я нашел несколько человек, которые присутствовали в зале Генеральной Ассамблеи, и некоторые говорят: «Нет, он стучал не башмаком, а кулаком». А некоторые другие, которые тоже там присутствовали, говорят: «Нет, башмаком, а не кулаком».
И.Д.: Это не принципиально. Главное, конечно, этот образ Хрущева, возмущенного, угрожающего миру с трибуны ООН. Что не увидел мир за этим образом?
У.Т.: Сразу после этого его коллеги в советской делегации, в венгерском правительстве, были удивлены, шокированы. Им показалось, что это было очень неловко. Это было примитивно. Не надо было этого делать… Но, конечно, они боялись.
И.Д.: В чем была трагедия Хрущева?
У.Т.: Трагедия, да... Я считаю, что вначале Хрущев был более или менее порядочным человеком. У меня на обложке книги есть портрет Хрущева, это очень привлекательная фотография. Видно по его лицу, что вначале он был человек порядочный. Например, он не пил, он не курил. Это, как вы знаете, в России редкое качество.
Он начал пить только после того, как Сталин его заставлял, как и других, поздно ночью, когда они собирались в Кунцеве на даче. Он не курил, и начал курить только во время Второй мировой войны.
Может, ваши слушатели не знают, что у Хрущева было три жены. Мы все знаем третью - Нину Петровну. Но была первая, Евфросиния Писарева, на которой он был женат в начале. Она умерла в 1919 году от тифа. Но потом, когда он вернулся с войны, у него была вторая жена. Я не знаю ее фамилию, знаю только имя - Маруся. Но он от нее ушел, кажется, из-за его матери, которой она не понравилась.
Почему я упоминаю это? Потому что Хрущев как отец не хотел, чтобы его дети уходили от своих супругов. Один из его детей (я не хочу говорить кто) оставался женатым 20 лет из- за отца. Из этого мы видим, что у Хрущева были принципы: уйти от жены - плохо. Но, несмотря на это, сам он ушел. Значит, трагедия в том, что у него были принципы не только в частной жизни, но в политической жизни он кошмарным образом нарушал свои принципы.
У него было чувство вины. И его закрытая речь в 1956 году была связана с этим чувством вины. Не только это. У него, конечно, были разные политические расчеты, но я убедился, что у него было это чувство вины, когда я встретился в Донецке, в 1991 году с женщиной, которая была дочерью друга детства Хрущева. И она мне рассказала о беседе отца с Хрущевым в 1940 году.
Хрущев приехал в Донецк из Киева, где он был лидером. С ними никого не было. Хрущев старался его убедить приехать с семьей в Киев. Хрущев говорил: «Давай кончать валять дурака, вступай в партию, а я тебя в Киев заберу, с семьей, их надо до ума доводить». А отец этой женщины отвечает: «Нас с тобой никто до ума не доводил, и они сами дойдут. А в партию такую, как сейчас, вступать не буду. Настоящую партию уничтожили. А ты сам в другую партию поступал, а сейчас - к стенке и пулю в лоб. Все сливки партии собрали». А вот как отвечает Хрущев: « Ты меня этим не попрекай. Я был к этому непричастен. А когда я смогу, когда это будет в моей власти и в моих силах, рассчитаюсь с этим «Мудакшвили».
И.Д.: Это он так Джугашвили-Сталина так обозвал?!
У.Т.: Да. Хрущев это сказал своему другу. Мне кажется, это достоверно. Конечно, он не мог открыто, публично так говорить, но я считаю, что глубоко внутри у него сохранилось это чувство.
И.Д.: Можно ли считать, что эта двойственность Хрущева, где-то макиавеллиевская позиция, привела его к тому печальному концу?
У.Т.: Эта двойственность... Я рад, что вы так сказали, потому что это - сущность Хрущева. И это отражается… Новодевичье кладбище, скульптура Эрнста Неизвестного, которую он сделал черно-белой... Эта двойственность, в конце концов, играла роль во всем.
Вот эта закрытая речь. Я считаю, это было начало конца советского режима и самого Хрущева. Начало конца. Потому что до этого Сталин был бог, и это как будто придавало легитимность режиму. Не сразу все это кончилось, но это было началом конца. Только кончилось через 30 с лишним лет...
А в 80-х годах было одно заседание Президиума или Политбюро ЦК, у нас есть стенограмма этого заседания. И там Громыко, Устинов - они сидят, разговаривают и говорят, что Хрущев «навредил»... Это было ужасно, это было стыдно. Так что они ему не простили эту его речь. И это одна сторона его двойственности.
(окончание следует)