Интервью с Алексеем Малашенко, экспертом Московского фонда Карнеги.
Наджия Бадыкова: Почему визит иранского министра проходит именно сейчас? Не связано ли это с предстоящими встречами главных - американского и российского - дипломатов, а также президентов двух стран?
Алексей Малашенко: Я полагаю, что визит необходим для прояснения весьма сложной ситуации. До инициатив президента Обамы все было ясно, по крайней мере, в расстановке сил в треугольнике США – Россия – Иран. Эта конфигурация существовала еще при Буше. В связи с новыми инициативами возникает вопрос, как должна вести себя Россия. Должна ли она позитивно отреагировать на инициативы или стоять на прежней позиции?
И в Тегеране, наверняка, нет ясности, что делать: настаивать ли на поставках российских ЗРК, либо подождать с этим в предвидении американских шагов к сближению? Наджар хочет конкретно прояснить отношения между Ираном и Россией и, во-вторых, разобраться, как Россия будет действовать в условиях меняющихся отношений с Соединенными Штатами Америки? Ситуация действительно очень путанная.
Н.Б.: Идет своеобразная «сверка позиций»?
А.М.: Это совершенно ясно. Я думаю, есть еще одно обстоятельство, о котором мало говорят. В Иране грядут президентские выборы, и тому же министру обороны, чтобы уцелеть, хочется знать, на чьей стороне будут Москва и Вашингтон. Речь идет о двух группах – радикально настроенных исламистах и умеренных. Отношения Ирана с Россией и США будет выстраивать победитель. Пока только вопросы, ответов нет.
Н.Б.: Среди внешнеполитических задач, которые стоят пред новой американской администрацией, Россию, прежде всего, волнуют Афганистан и система ПРО в Европе. По Афганистану Россия уже сделала ход: американцев выдавливают из Кыргызстана и ставят в положение просителя. Не пытается ли Россия и по Ирану сделать то же самое?
А.М.: Я бы пока не проводил параллелей и вот почему: внешняя политика России, в частности, на южно-мусульманском направлении, в отношении Ирана, Афганистана, Пакистана и далее Ближнего Востока, зависит от внутренней политики Ирана. Интернет сегодня наполнен догадками по поводу Ирана, в основном, на тему того, кто, собственно, будет принимать в Москве главные внешнеполитические решения.
Выдавливание американцев из Кыргызстана связано не только с Афганистаном, а со всем этим геополитическим пространством. Непонятно, кто оказывал давление из России, и кто принял решение? Понимаете, если бы в России была единая позиция, то решение по «Манасу», – а это на сегодняшний день, по-моему, лакмусовая бумажка, – было бы принято однозначно, и Бакыев не ездил бы в Москву. Ему не надо было бы этот процесс растягивать, привлекая к нему свои Минобороны и парламент.
Всё было бы ясно, потому что была абсолютно ясна позиция России. А сегодня есть нюансы. И тот тандем, который существует в России, и те решения, которые он порой принимает, внутренне противоречивы. Всё это ложится тяжким бременем на Иран, на поставки ЗРК и так далее. Пока нет ясности. Возможно, она наступит только в апреле, когда встретятся Обама и Медведев.
Н.Б.: Если Россия, как предрекают некоторые аналитики, ради улучшения отношений с США ослабит поддержку Ирана, и Иран окажется в объятиях того же Китая, что от этого выиграет Москва?
А.М.: Думаю, Иран никогда не окажется в объятиях Китая, потому что Китай не та страна, которая будет кого-то обнимать. У китайцев в отношении Ирана есть очень конкретные газовые интересы, но из-за Ирана портить отношения с Соединёнными Штатами Китай не будет никогда. И вообще у меня такое ощущение, что ситуация складывается очень необычная. Но проблема Ирана будет решаться не во внешней политике, а во внутренней.
Давайте посмотрим, кто придёт к власти в Иране. После этого, через пару месяцев, где-то к сентябрю-октябрю будет более или менее точно выстроена позиция США, России и того же Китая по отношению к Ирану.