Многие американцы во времена «холодной войны» полагали, что они защищены от ядерного нападения. Однако сведущие люди всегда знали, что стратегия США основывалась на совершенно других принципах, предполагавших уязвимость американского населения перед ядерным оружием СССР. Эти принципы хорошо сформулировал Генри Киссинджер: «уязвимость вносит вклад в дело мира, а неуязвимость - в дело войны».
Кит Пейн, президент Национального Публичного института, бывший помощник заместителя министра обороны США, анализирует историю и современное состояние противоракетной обороны Америки в своей книге «Большая американская игра: теория и практика политики сдерживания от «холодной войны» до XXI века» (The Great American Gamble: Deterrence Theory and Practice from the Cold War to the Twenty - First Century).
Наджия
Бадыкова: Каков был фактически уровень
защищенности населения США от ядерной атаки?
Кит Пейн: Никакой, начиная со второй половины 60 годов, когда теория «баланса террора» стала, по сути, основополагающей в американской политике. США начали демонтаж своих комплексов ПРО, которые были развернуты в конце 50 – начале 60 годов. Более того, были свернуты разработки усовершенствованных противоракетных комплексов.
Администрация Кеннеди поначалу взялась было налаживать гражданскую оборону, разрабатывать планы эвакуации городов и создания убежищ, но уже президент Джонсон от них отказался. Поэтому на ваш вопрос, какая часть населения была защищена от ядерного нападения, остается повторить, как я уже сказал выше, - никакая. В какой-то момент, правда, был развернут один единственный комплекс ПРО, но через месяц его демонтировали. Это звучит странно, поскольку, судя по опросам тех лет, почти все американцы считали себя защищенными от ракетного нападения.
Н.Б.: А как насчет русских? И насколько точно США и СССР знали об уровне взаимной
защиты?
К.П.: СССР и США с большим внимаем следили друг за другом, однако периодически
преподносили друг другу сюрпризы. Понимание каждой стороной военного потенциала
противника намного превосходило понимание его стратегических намерений.
Например, Вашингтон искренне верил, что Советский Союз преследует аналогичную
США политику, основанную на «балансе террора».
Теперь мы знаем, что это было не так. Мы видели СССР сквозь искаженную призму собственных концепций. На самом деле Советский Союз делал ставку не на «баланс террора», а на максимальную защиту собственного населения, а в случае войны советское оружие было призвано нанести максимально разрушительный удар по ядерному потенциалу США. Например, в случае гипотетической войны в Европе советская авиация должна была опередить американцев в применении ядерного оружия. Так что, одно дело информация о числе ракет и совсем другое – понимание стратегии соперника.
Н.Б.: Может быть, для СССР было значительно дешевле создать и поддерживать оборонную систему, чем американцам?
К.П.: Затраты в абсолютном исчислении не были столь высоки. Сейчас мы знаем, что Советский Союз тратил на стратегическую оборону намного больше, чем США. Подавляющая часть советской экономики работала на войну, в то время как
США сокращали свой оборонный бюджет. Асимметрия во времена «холодной
войны» была очень значительной...
Н.Б.: Многие аналитики – и вы в их числе - согласны
с тем, что политика времен «холодной войны» должна быть пересмотрена в пользу ПРО. Не думаете ли вы, однако, что такая
политика подтолкнет мир к новой гонке вооружений?
К.П.: США, на мой взгляд, могут многое сделать для защиты своих граждан и населения союзных стран. Почему это следует делать?
Первое, мир стоит перед угрозами совершенно иного свойства, чем те, что существовали во времена «холодной войны». В прошлом считалось, что ядерная опасность исходит от СССР. Сейчас в России мы видим разумное руководство, пусть не во всем, но в целом разумное.
А вот вправе ли мы ожидать такого же благоразумия со стороны своих нынешних противников? Кто эти люди, как они себя ведут? Мне они внушают куда больше беспокойства, чем советские лидеры во время «холодной войны». Например, лидер Северной Кореи. Ким Чен Ир лично руководит планированием и исполнением террористических операций. Можно ли его считать предсказуемым, уравновешенным и благоразумным? Совместимы ли его политические амбиции с ответственностью обладания ядерным оружием?
Так что теория «баланса террора», предполагающая рациональность соперников, сейчас может привести к катастрофе. Надо ответить на вопрос, хотим ли мы оставаться беззащитными перед лицом террористов, получивших доступ к ядерному и биологическому оружию. Это один из главных тезисов моей книги.
Н.Б.: Как вы относитесь к вопросу о размещении Соединенными Штатами Америки противоракетных установок в Польше и Чехии? Как вы прокомментируете реакцию России на это решение? Мы видим здесь отход от политики «баланса террора».
К.П.: Российская реакция на решение США разместить системы противоракетной обороны в Европе была предсказуема и отсылает нас к советскому времени. Москва заявляет, что это дестабилизирующая мера, что это провокация и так далее в старом советском духе. Это глупо. Как мы знаем, американцы намерены разместить десять противоракетных установок в Польше. И крики, что они будут угрожать безопасности России – это уж слишком. Россия в этой пропагандисткой кампании преследует иные цели, политические.