Российский писатель и эссеист Виктор Ерофеев выступил с лекциями в Йельском и Колумбийском университетах. Ерофеев - автор более 10-и книг. Наибольшую известность ему принёс роман «Русская красавица», который был переведён на два десятка языков. Я 1979-м году он был исключён из Союза писателей СССР за издание диссидентского альманаха «Метрополь». Сегодня Виктор Ерофеев ведёт собственные программы на радио «Свобода» и телеканале «Культура».
Михаил Гуткин: Виктор Владимирович, Ваши отношения с властью всегда были напряжёнными. Как они складываются сейчас?
Виктор Ерофеев: Вы знаете, я решил в последнее время, что я буду существовать независимо от всех - и от власти, и от оппозиции. Это даёт мне возможность писать. Если у меня появляются какие-то вопросы к власти, я их задаю, и их можно прочитать, например, в International Herald Tribune - если говорить об американской печати, иногда это появляется в Нью-Йорк Таймс, иногда это печатается в Нью-Йоркере. У меня также есть колонка в немецкой газете Ди Вельт…
МГ: Как Вы относитесь к образованию «Другая Россия» и к «маршам несогласных» как к новой модели сопротивления?
Виктор Ерофеев: Я, естественно, рад, что существуют «марши несогласных», и что существует «Другая Россия», и вообще рад любому проявлению плюрализма. Мне кажется, что /Эдуард/ Лимонов, который сейчас рассматривает свою партию как социал-демократическую, - тоже нужная фигура в российской жизни. Чем больше разных мнений, и чем больше люди думают о демократии, тем лучше. Потому что мы, конечно, снова испытываем дефицит демократии - это всем понятно. С другой стороны, мне кажется, что эти маргинальные образования - к сожалению, их надо называть маргинальными - не сыграют никакой роли в борьбе кремлёвских кланов в конце этого и в начале 2008-го года. Мне кажется, что в Кремле возникли два крыла: одно более либеральное, другое - более консервативное. Одно представляет Медведев, другое - Сергей Иванов, и другой Иванов, и Сечин. Мне кажется, что надо ориентироваться на это. Я считаю, что если к власти придёт Медведев, у нас возникнет больше возможностей для беседы, для плодотворных разговоров с Западом. А если придёт к власти другой клан, то у меня возникнут мои собственные, персональные проблемы. Всё-таки, когда человек становится зрелым, он начинает понимать, что в политике надо исходить не из каких-то идеальных вещей. Все идеалы тут же забываются, как только политик становится действующим политиком. Я так болел за «оранжевых» на Украине - для меня это было дело каких-то лет моей жизни. Я думал, ну, вот придут «оранжевые» и пост-советское пространство, наконец, превратиться в некое новое образование, которое позволит развиваться и Украине, и, в дальнейшем, и России. Но вот пришли «оранжевые» и выяснилось, что они протухли так быстро, что стало страшно за страну, которая называется Украина… Россия за последние 20 лет всё же сделала много телодвижений, многие из которых мне нравятся. У нас возникло реальное понятие частной жизни. Независимо от власти, или связано с властью, у нас есть частная жизнь. Человек может уйти за забор свой, закрыться там, воспитывать детей… Ему не грозят ни пионеры, ни комсомольцы. У него есть опасения, что его поймает налоговая инспекция, или, если человек ведёт себя некорректно по отношению к власти, к нему могут «Наши» прицепиться. Но в принципе, большая часть людей думает о том, как сделать, чтобы машина была получше, дом повыше, чтобы башен было не две, а четыре, и так далее. Появился средний класс - это чувствуется по Москве, но если поехать в другие города - тоже это есть. Понимаете, 5 лет назад меня никто не приглашал читать, потому что не хватало денег. Сейчас, когда я еду в Казань, или на север, или, скажем, в Новосибирск, мне там платят за мои выступления больше, чем в Америке. Это же парадокс! Но они хотят, и туда приезжают писатели, и выступают, и к этому нормально относятся. Насколько это связано с правильной политикой власти - я Вам не скажу, и я думаю, никто не скажет. Я думаю, что это или через щели что-то прорастает, или по принципу «не всё придавят, значит, что-то вырастет».