Российская журналистка Юлия Юзик провела неделю в иранской тюрьме. Власти Ирана обвиняли ее в сотрудничестве со спецслужбами Израиля, сама Юзик это отрицала. В ночь на четверг журналистка вернулась в Москву, благодаря усилиям российской дипломатии. Русской службе “Голоса Америки” удалось пообщаться с Юзик. В начале беседы Юлия попросила не затягивать интервью – вернувшись в Россию, она заболела и лежит с температурой.
- Вы простудились в тюрьме?
- Когда я прилетела, не чувствовала ни жары, ни холода. А на следующий день, видимо, начался какой-то процесс в организме. Был стресс, а теперь начало отпускать, поднялась температура, и как-то совсем нехорошо.
- В тюрьме наверняка были все условия для того, чтобы заболеть?
- Там была одиночная камера, бетонный пол, старый, вонючий унитаз, который не работал. Там было два небольших окна под потолком с решеткой. До 6 октября эти окна были открыты. В тот день началась осень, похолодало. Я помню, что в ночь на 6 октября я проснулась от холода. Мне накидали еще несколько тонких шерстяных одеял. Я проснулась, от того, что почувствовало мое левое легкое, которое должны оперировать в ноябре. Проснулась и почувствовала, что простыла.
- Давать заключенному одеяла – это признак гуманизма?
- На голом бетонном полу ты быстро умрешь. Все-таки они хотели еще допросить меня и получить мои признательные показания в сотрудничестве с израильской разведкой. Каждый день там превращался в ад. Со мной психологически играли. Допросы шли на виртуозном уровне, когда тебя уничтожают, пугают до смерти, а потом показывают паспорт: «Если ты сейчас дашь информацию, нам тебя больше незачем держать, ты поедешь домой. Мы сегодня же тебе купим билет». И так продолжалось день за днем. Они доводили меня до истерик. Я никогда не работала на разведку Израиля – мне кажется, они это знают. И они пытались получить от меня признательные показания. Думаю, из-за этого они отложили суд, который должен был быть в субботу – чтобы добиться от меня признаний.
- А они говорили, что имеют какие-то доказательства?
- Естественно, они говорили, что у них есть доказательства. Я просила предъявить их, на что они отвечали: «Здесь вопросы задаем мы, ты здесь вообще никто, твое дело отвечать. Ты должна признаться, что работаешь на Израиль». И эта фраза – как гвоздь молотком в голову забивают – это было с утра до вечера. «Ты должна сказать, что Моссад заставлял тебя искать в Иране».
- Они говорили по-русски?
- Следователь, который вел допрос, думаю, находится в высоком статусе. Он вел допрос на фарси, и был переводчик. В суде переводчика не было.
- Они применяли к вам физическое давление?
Мы живем в 21 веке, когда изобретения фармацевтики позволяют не бить человека молотком и не пытать током – только если это делать ради “эстетического удовольствия”. Для получения информации это делать необязательно. Я не знала, что происходит снаружи, была в полном информационному вакууме. Но они-то знали, что происходит на всех дипломатических уровнях. И поэтому делать со мной что-то такое, чтобы потом я об этом всем рассказала, если меня вдруг придется выпускать. Я выйду и на весь мир расскажу, что там творится.
- Вам давали какие-то препараты?
- Первые несколько суток надсмотрщицы приносили мне горячую или теплую воду в стаканчиках. Что-то туда могли добавлять. Мне в ноябре предстоит операция на легком, поэтому я с собой в Иран взяла лекарства. Это достаточно тяжелая история. Они выдавали мне мои таблетки, но в какой-то момент стали приносить не мои таблетки. Я стала спрашивать, что это? Пришел врач, сказал, что я должна пить эти таблетки. Я отказывалась. Потом этот врач пришел на допрос и спросил: «Почему ты отказываешься пить лекарства, которые тебе дают? Это просто успокоительное». Я сказала, что не буду пить успокоительные, я сама над собой работаю и сама себя успокаиваю. Однажды мне принесли горячую воду – чай я там не пила. В одном стакане вода была обычная, а в другом – мелкие пузырьки на стенках. Я вылила эту воду в унитаз.
- Какая вообще атмосфера царила в тюрьме?
- В основном, в тюрьму привозили людей с наступлением темноты. Я часто слышала крики – и мужские, и женские. Недалеко от меня была камера, и я каждый вечер слышала, как кричит женщина. Не знаю, почему она кричала – может, у нее было такое эмоциональное состояние. Люди там испытывают перманентный ужас. Чего стоит сам антураж! Это не просто ты сидишь в тюрьме, как человек. Если ты женщина, перемещаться по территории ты можешь только в хиджабе. Широкие черные брюки, черная одежда, которая тебя полностью закрывают, черные носки, никаб на голове.
- Это все вам выдали, или вы так ходили в Иране и на свободе?
- Да ну вы что! Я там носила платок нормальный и все. А в тюрьме ты должен быть одет так, чтобы не было видно ни кусочка кожи. По территории тюрьмы ты ходишь в черной маске на глазах – то есть, ты слепой. Ты снимаешь эту маску и эту черную одежду, только когда тебя заводят в камеру после допроса. Даже в туалет ты должен обязательно выходить в этой черной маске.
- И на допросе тоже сидишь в маске?
- Маску на допросе снимают. Там такая система: тебя заводят в кабинет. Снизу есть тоненькая полоска, через которую ты можешь видеть туфли, ботинки людей, которые там сидят. Тебя заводят и сажают спиной к тем, кто ведет допрос. Перед тобой только спина. Ты сидишь на стуле с подставкой, на которой можно писать. Ты не видишь лица людей, которые ведут допрос. Они находятся позади тебя, и ты не имеешь права поворачивать голову и смотреть на них.
- То есть, вы не видели тех, кто вас допрашивал?
- Я их видела год назад – они допрашивали меня в аэропорту. Тогда это все происходило по совсем другому сценарию, не так жестко. В октябре 2018 года у меня впервые возникли проблемы с Ираном. Тогда они меня отпустили, сказав, что ко мне вопросов больше нет, и я могу приезжать в Иран. В течение суток я находилась в аэропорту, тогда вскрыли всю мою технику, все скачали, бригада переводчиков работала. Они убедились, что все чисто. Поэтому эти лица я уже видела. Всех остальных я не видела. По правилам этой тюрьмы, все люди, которые там работают, должны носить марлевую белую повязку. Когда начался допрос, я услышала голос переводчика и спросила: «Это вы?» Она ответила: «Да, это мы». Странно было бы не узнать их, учитывая, что мы сутки провели вместе год назад.
- Зачем вы вообще поехали в Иран?
- Меня приглашал человек, с которым я работала два года назад («Голос Америки»: речь идет о Бахраме Ханларе, бывшем начальнике Юзик по телеканалу IranToday). Мы с ним общались, он приезжал в Москву. Он принадлежит к спецслужбам, которые меня арестовали, но он сам говорил, что никаких проблем со спецслужбами у меня нет. И сказал, что они хотят пригласить меня в гости пообщаться, поскольку осталось недопонимание. Они хотят показать, что я не враг Ирана, а друг Ирана – это для них такое символическое понятие. Мне было сказано, что меня приглашают, чтобы убрать весь ужас, который я пережила год назад. Единственное, я уже немного понимала суть национального персидского характера. Меня напрягло, что звали очень настойчиво. Я открываю смс, и там все время розы, «ждем вас». Это было чересчур приторно. И даже мой младший сын, которому 10 лет, посмотрел на это все и сказал: «Мам, ты не боишься, что он тебя зовет, чтобы посадить в тюрьму?» Представляете? И я сказала: «Ну Эрик, что ты такое говоришь?» Они мне там уже подготовили тур в пустыню, в Кашан, в Исфахан, дворцы – то, что я мечтала увидеть в прошлые разы, но не успела. Они знали, что я хочу это увидеть. И вот такое приторное гостеприимство смутило даже моего сына.
- А вас это не смущало?
- Немного смущало. Я посоветовалась с некоторыми людьми в Москве, к мнению которых прислушиваюсь. Мне сказали, что они, наверное, хотят передо мной извиниться. Может, поговорить хотят. Я же хотела написать об Иране книгу. И поэтому я поехала навести эти мосты и обговорить: если я буду что-то делать, ставить их в известность, чтобы мне не мешали.
- Вы не видели этого человека, когда прилетели?
- Конечно, видела. Он меня и встречал.
- Встретил и сразу проводил в тюрьму?
- Это было бы слишком прямолинейно, по-западному. На востоке так не поступают. На востоке нужно соблюсти проформы: розы, сладости, чай – а потом уже, когда гость расслабится, можно его хлопнуть. Я прилетела, получила визу прямо в аэропорту. Никаких проблем у меня не возникло. Писали, что я там якобы нарушила какой-то запрет – нет. Я получила визу, и на выходе на паспортном контроле началась паника. Человек увидел что-то в компьютере, стал звать других людей. Пришли люди в форме, начали говорить что-то на фарси. Я не понимала, что происходит. Стала спрашивать, но они только повторяли: «В Иране говорят на фарси». Тогда они вызвали человека, который меня приглашал. Он поднялся, поговорил с ними и перевел мне так: «Возникла техническая проблема, тебя просто не убрали из базы. Они это сделают сейчас, но паспорт вынуждены оставить». Мне выдали бумагу вместо паспорта, по которой мы должны были завра получить паспорт в городе. Я начала плакать, потому что я испугалась: «Я никуда не пойду, я останусь здесь. Если мне нельзя в страну, депортируйте меня». Но паспорт мне никто не отдал, и я ушла с ним. С этого момента я по сути оказалась в ситуации заложника.
- Почему?
- Без паспорта я никуда не могу деться, я вне закона. Я предложила ему поехать в российское консульство, но он отказался: «Не надо, будет только хуже. Завтра мы поедем и получим паспорт». Когда на следующий день мы приехали за паспортом, они мне говорят: «Ваш паспорт?» – «Мой паспорт у вас, я приехала за ним». Они забрали у меня сумку, зарядное устройство, телефону: «Пожалуйста, пройдите на второй этаж, вас ждут». Я поднимаюсь на второй этаж. Там уже все готово к допросу, там сидит несколько человек, переводчица в черном хиджабе. Они сказали, что у них есть ко мне вопросы, и они хотят их задать. Все это продолжалось шесть часов. Они сказали: «Только мы в этой стране принимаем решение, будешь ли ты здесь жить и будешь ли ты свободной». Я понимаю, что приехала не туда. Потом они куда-то вышли, и я сказала переводчице: «Пожалуйста, пойдите скажите им, я требую сюда немедленно адвоката и российского консула». После этого они вернулись, сказали: «Ладно, езжай, завтра продолжим. Паспорт мы вам не отдадим». Я вышла и говорю человеку, который меня туда привез: «Нам надо срочно ехать в российское консульство». Он начинает им звонить – он все время с ними на связи – и говорит, что нет никаких проблем. Сказали, что не отдали паспорт только потому, что он физически находится в аэропорту, его не успели привезти. Я говорю: «Я видела свой паспорт, он сейчас там» – «Нет, такого не может быть. Они очень извиняются, и завтра паспорт вам отдадут». Он отказался и не поехал в консульство, попросив не поднимать шум.
- А вы не могли поехать в консульство сами?
- Я все время находилась в сопровождении этого человека, он был как бодигард. Это не та страна, в которой можно находиться без документов. Это ты в Германии, если что-то случилось, побежал к полицейскому и знаешь, что тебе будет оказана помощь. В этой стране я привлекаю внимание. Я выше обычных иранок, я выгляжу по-другому, у меня другая комплекция, цвет глаз. Если я одна выхожу в центре без документов, ловлю какую-то машину – меня вообще неизвестно куда могут отвезти. Тут хотя бы человек, которого ты знаешь несколько лет. Но он меня в консульство не повез.
- Вы уже понимали, что паспорта не будет и завтра?
- У меня было плохое предчувствие. Чтобы не поднимать шум, я в Инстаграме разместила фотографию, которая давала понять, что со мной что-то не так. Я написала, что когда-нибудь я сюда приеду и больше не вернусь. И в личных сообщениях я написала своей подруге, что у меня при въезде в страну отобрали документы – рассчитывая, что наши спецслужбы получат доступ к моим сообщениям и прочитают это.
- А родным вы сообщили?
- Мама, конечно, знала. Она мне говорит: «Доченька, ты считаешь, что это нормально?» – «Мамочка, конечно, это не нормально. Я просто не знаю, что мне делать без документов». Еще одному человеку я написала, что меня вызывали на допрос. Но публично я не стала это выносить, поскольку боялась усугубить свое положение. И вот тут я совершила ошибку. Надо было любой ценой рискнуть, добраться до консульства, найти какой-то телефон. Но сработала персидская коварность – он меня очень успокаивал, говорил, что завтра будет паспорт. И когда в среду вечером он меня привез в отель, я спросила: «Может быть, я сегодня переночую у вас в семье? Я очень боюсь идти в отель». Его жена меня знает. Говорю: «Мне кажется, им нужен не мой паспорт, а я сама». Он говорит: «Это ерунда! В 9 утра, я обещаю, я забираю паспорт, и мы завтра куда-то еще поедем, остался день до отъезда. Все будет хорошо». Я захожу в отель, и вижу, что в лобби вообще никого нет. Я поднимаюсь в номер, принимаю в горячий душ. Выхожу в одной длинной рубашке, пишу маме, что ложусь спать, завтра должны отдать паспорт. И слышу, что стучат в дверь. Дальше вы знаете.
- Почему все-таки они вас отпустили?
- Если Песков озвучил, что Россия недовольна задержанием в Иране российской журналистки. Если в МИДе, насколько я знаю, из того, что мне можно говорить, реально шла колоссальная работа на многих уровнях. Там были задействованы вообще все каналы на многих уровнях. Они не ожидали, что меня будут так отбивать. Они знали, что я придерживаюсь оппозиционных политических взглядов, что в 2016 я участвовала в выборах от оппозиции. Они были уверены, что Россия от меня отмахнется. И второе, что это – оппозиционный журналист, и никто за меня не впишется. И в течение этих дней, пока шли все переговоры, был задействован МИД, посольство России, посольство Ирана. Я просто не могу рассказывать, все происходило на очень высоком уровне. И они стремились за эти дни из меня выбить признательные показания, чтобы я сама сказала: «Да, я работаю на Моссад». Тогда бы у них был аргумент, что я призналась. Доказательств у них не было, признаний они не получили. Когда вопрос дошел до Путина, статус отношений Ирана и России сейчас дружеский. И они просто вынуждены были уступить, чтобы не усугублять. Не ожидали, просто они не ожидали, что так произойдет.