Помощь украинцам, которых вывезли в Россию с оккупированных территорий, одиночные пикеты, секретные чаты, антивоенные стихи и анонимные акции протеста... Более 300 организаций россиян выступают против войны в Украине. Некоторые из них находятся в России, но большинство – за рубежом. Международный научный центр имени Вудро Вильсона выпустил исследование российского антивоенного сопротивления. «Голос Америки» поговорил с автором исследования Юрием Тереховым.
Голос Америки: Как проходило ваше исследование?
Юрий Терехов: Я провёл порядка сотни интервью с представителями различных проектов. На протяжении полутора месяцев этим занимался. Это не все инициативы, о которых я писал в своём исследовании, всего их больше трехсот. Мне было интересно узнать об экосистеме антивоенного движения. Конечно же, меня интересовала структура, их активность, их взаимодействие с украинцами, с местными властями... Как они видят себя, свою роль в этом движении, как они видят будущее, каких успехов они достигли, с какими вызовами сталкиваются в своей работе ежедневно? Мне хотелось показать вот эту огромную экосистему низового антивоенного движения, которое, к сожалению, получает недостаточно внимания со стороны СМИ, экспертов и политиков.
Г.А.: Кто те люди, которые вступают в подобные движения или сами их организуют? Возможно ли описать портрет среднего участника российского антивоенного сопротивления?
Ю.Т.: Да, я пытался найти ответ на этот вопрос. Какой-то чёткий портрет мне сложно нарисовать, но есть некоторые черты. Это люди с определёнными ценностными установками. Для многих из них важны демократические процедуры, консенсус. Многие из них не доверяют традиционным лидерам. У них есть такое отторжение вождизма. Как правило, большинство из них уже жили некоторое время в других странах. Им проще организовывать подобные инициативы, у них уже есть документы на руках, они уже не тревожатся о своем легальном статусе и могут вести такую активность.
Г.А.: То есть, в основном, это не те, кто уехал из России после 24 февраля?
Ю.Т.: Есть и такие, но они скорее включаются в такие движения на правах участников, волонтёров, активистов. Скорее, даже большую часть активистского состава составляют именно новоприбывшие, но инициативу и организующую роль в основном берут на себя люди, которые уже некоторое время находились за границей. Это об инициативах, которые базируются за рубежом. Есть в моём исследовании порядка сорока инициатив, которые базируются в России.
Г.А.: А чем отличаются движения, которые базируются в России, от тех, штаб которых находится за границей?
Ю.Т.: Для тех, что в России, гораздо больше вызовов, разумеется. Они зачастую не могут действовать публично. Я бы выделил из них инициативы по помощи украинцам, которые были вывезены с оккупированных территорий. Там и дети, и взрослые. Они их принимают, они покупают им билеты, они им прокладывают маршруты, чтобы выбраться с территории России и попасть на безопасную территорию. Есть еще небольшие локальные медиа, которые выросли из существовавших уже. В основном, на базе «Телеграма». Инициативы, которые располагаются в России, не могут действовать публично. Им гораздо сложнее получить какое-либо финансирование. Они находятся под постоянным прессингом, им приходится пользоваться средствами шифровки, использовать специальную коммуникаций. Им приходится фильтровать то, что они пишут, говорят. Совершенно другой уровень вызовов.
Г.А.: Какие методы протеста против войны используют эти организации?
Ю.Т.: Если говорить про диаспоры, а я примерно около сотни из них изучил, то конкретно диаспоры организуют митинги. Многие из них координируются. Например, проходит глобальная кампания в поддержку политзаключенных или за помощь Украине. Самая большая из таких акций, проведенных антивоенным движением, состоялась в марте прошлого года в Праге. Около пяти тысяч человек вышло на шествие с флагами. Также проходят мероприятия по комьюнити-билдингу – по построению сообщества. Допустим, в Миннеаполисе есть достаточно активное комьюнити, они там чуть ли не каждую неделю проводят квартирники, пикники... Некоторые организуют помощь беженцам из Украины, либо помогают адресно ВСУ. Есть замечательное сообщество в Майами – New Freedom of Russia, которое регулярно закупает различное оборудование. Также проводят вечера писем политзаключённым, адаптируют новоприбывших иммигрантов, проводят просветительские мероприятия, организуют выставки, концерты. Некоторые в Скандинавии участвуют в расследовании российского влияния в этих странах. В Испании тоже есть такое движение. Ну и также занимаются адвокацией за российских беженцев. Различные новые медиа занимаются медиа-работой, журналистикой. И я бы отметил, что в отличие от известных независимых медиа, многие новые медиа обращаются к новым аудиториям, которые ранее не были вовлечены в либеральный «информационный пузырь». К молодежи, к людям старшего поколения, к национальным меньшинствам и так далее. Очень интересно за этим наблюдать.
Г.А.: Где эти организации берут деньги: это все на волонтерской основе, или есть зажиточные проекты?
Ю.Т.: К сожалению, подавляющая часть этих проектов существует исключительно на волонтерские средства. Многие жаловались мне на проблему с нехваткой финансирования. Они все говорят, что волонтерство – это вторая работа для них. Многие говорили, что были бы рады бросить свою основную работу и заниматься исключительно волонтерством, активизмом. Они видят в этом отдушину.
Но здесь возникает множество проблем. Во-первых, фандрайзинг требует много энергии, средств. Желательно, чтобы был отдельный человек, который бы занимался фандрайзингом, то есть ему нужна зарплата. С другой стороны, многие донорские организации с недоверием относятся к новым проектам. Считают, что у них и недостаточная кредибильность, недостаточно опыта. Препятствием является недостаток информационного освещения. К сожалению, российские оппозиционные блогеры отказываются пиарить эти движения, считая их своими конкурентами. Да, некоторые добиваются финансирования – достаточно спорадически. Но после публикации моего доклада ко мне обратился один немецкий фонд, который готов небольшими вливаниями поддерживать такие инициативы. Я считаю, что это большой успех. В этом, собственно, и заключалась цель моего исследования – не просто показать саму инициативу, но и усилить голоса новых низовых активистов. Я вижу эти движения как зачатки нового гражданского общества. В России были задавлены институты гражданского общества, а к началу полномасштабного вторжения – и независимые СМИ, и правозащитные организации. Эти небольшие инициативы дают надежду на то, что они станут очагами нового гражданского общества. Именно из таких вот ячеек, из таких кирпичиков создаётся нормальная политическая современная нация.
Г.А.: Можно ли оценить, насколько голоса этих движений слышны в России?
Ю.Т.: Мне как-то показывали чаты волонтеров, которые помогают украинцам выехать из России. Там были чаты по Москве и Петербургу. В одном, по-моему, состояло больше 10 тысяч человек, в другом – чуть ли не 30 тысяч. Я был шокирован, я об этом никогда не знал. Но такие сообщества есть, просто они не особенно афишируют свою деятельность. Мне хотелось бы, чтобы их было больше. Но, конечно, мы должны учитывать безопасность людей, которые находятся на переднем крае антивоенной деятельности в России.
Г.А.: Как часто участников этих движений привлекают к ответственности в России?
Ю.Т.: Цифры доступны публично: более 21 тысячи задержанных за антивоенные протесты в России и более 150 уголовных дел с начала полномасштабного вторжения. Много это или мало? – Я не берусь судить. В прошлом году, я помню, каждый день приходили новости о задержаниях, об арестах. Буквально каждый день! Тем не менее, мы видим, что многие люди готовы рисковать своей свободой, своим финансовым положением, своим статусом, участвуя в подобного рода мероприятиях. Но нужно помнить, что в России не осталось эффективных институтов, которые бы организовывали массовые протесты. Поэтому выход на улицу – это скорее такое символическое высказывание. Да, конечно, оно важно. Но эффективно ли – это большой вопрос. Сейчас важнее, например, заниматься помощью украинцам.
Г.А.: Есть ощущение, что в последние месяцы антивоенных акций стало меньше – в первую очередь, в России, но и за границей тоже.
Ю.Т.: Видимо, многие понимают, что то, что сейчас происходит, это надолго. И лучше заниматься непубличной активностью, что может быть более эффективно, нежели просто выход на улицу. А что касается акций за рубежом – они проводятся. Вот недавно проводили акцию в поддержку политзаключённых. В августе была акция к годовщине отравления Навального. Знаете, многие жалуются на выгорание. Опять же, это связано с недостатком медийности и финансирования. Долго находиться в таком напряжённом состоянии тяжело психологически. Сейчас такая активность перешла из публичной, из уличной активности, в работу с западными политиками, с медиа, с экспертами. То есть, перешла в более профессиональную область. Что, в общем, мне кажется, и правильно.
Г.А.: Что вас больше всего удивило в ходе исследования?
Ю.Т.: Знаете, меня очень неприятно удивил разрыв между низовыми активистами и VIP-оппозиционерами, публичными людьми. У меня и раньше было такое ощущение, но оно подтвердилось в ходе сбора интервью. Есть такое расхождение - дисконнект с публичными политиками. Они не делятся контактами западных экспертов, фондов, медиа, боятся предоставлять свою площадку низовым инициативам. Это, к сожалению, реальность. Нужно стремиться к преодолению этой пропасти. Далеко за примерами ходить не нужно. Есть пример Беларуси, где есть лидер оппозиции, который не стремится подмять под себя всю инфраструктуру. Есть ряд медиапроектов, аналитических проектов, которые работают над единой задачей – над поддержанием национального духа сопротивления, альтернативы режиму Лукашенко. У нас пока такое перетягивание каната, бесконечные споры, борьба за влияние, за признание на Западе. Мне бы хотелось, чтобы было больше взаимопонимания и солидарности в этом движении.
Форум