Роман Мамонов: Лиза, я начну с очевидного. Чуть больше года назад, когда стало известно, что вы переезжаете в Стэнфорд, это вы говорили, что цель – учеба, открытие для себя новых знаний, нового рынка здесь. Сейчас вы перебрались в Беркли в новую программу расследовательской журналистики. И это начинает выглядеть так, что временный отъезд становится чем-то постоянным. Вы обосновываетесь здесь в Америке?
Елизавета Осетинская: Нет, я не обосновываюсь в Америке, но я получаю разнообразный опыт. История в том, что у меня здесь есть несколько знакомых, которые пожили в пяти странах достаточно долго. У меня никогда такого опыта не было. Но мне всегда этого хотелось. Я считаю, что жизнь очень сильно изменилась, и мир очень сильно изменился по сравнению с тем, например, как жили мои родители в моем возрасте. Они прощались со своими друзьями навсегда, по-настоящему. И те прощались со своими родными навсегда. Было понятие иммиграции. Сейчас нет никакого понятия иммиграции на самом деле.
Я вообще думаю (это моя внутренняя человеческая концепция), что люди, как бы граждане планеты Земля, то есть они имеют право выбирать, где им жить.
Елизавета Осетинская: Выбрал точку, пожил здесь, потом переехал в другое место пожить. Это совершенно нормально. Мне кажется, что места конкурируют за людей. И люди конкурируют за места. Люди выбирают жить там, где им конкретно сейчас лучше, полезнее и интереснее. Вот и все. Нет такого выбора и противопоставления стран. Здесь в Калифорнии и конкретно в Bay Area (Cан-Франциско и Окленд, прим. ГА), очень конкурентная среда. То есть из всего делают жилье, пробки как в Москве, перегружена вся инфраструктура, люди испытывают трудности с попаданием в школы. В общем все абсолютно, как в Москве. Но явная конкуренция среди людей за место и конкуренция мест за людей.
Роман Мамонов: Я интересуюсь другим – вы в Россию собираетесь возвращаться и запускать там что-то новое? Потому что мы знаем примеры российских журналистов, которые сюда уезжали, говорили, что уезжают на учебу или временно, и оставались…
Елизавета Осетинская: Да? А это кто?
Роман Мамонов: Анна Ведута, например. Бершидский уехал…
Елизавета Осетинская: Ну и хорошо, и отлично. Люди познают мир, они будут знать, как люди на самом деле смотрят на те же самые проблемы, но из другой точки. И я тоже очень хочу такого опыта. Но главное, я не дамся втянуть меня в какой-то разговор о выборе: Россия плохая, хорошая… Не хочу об этом. Я говорю абсолютно открыто – этот разговор мне неинтересен.
Роман Мамонов: Да я и не пытаюсь вас провоцировать на разговор, плохая Россия или хорошая…
Елизавета Осетинская: Я имею ввиду постановку вашего вопроса! Россия может быть ситуативно хорошим местом для жизни и ситуативно плохим местом для жизни. Плохим местом для жизни с точки зрения, например, возможностей для меня или каких-то других людей. С точки зрения зарабатывания денег она может быть конкурентной или неконкурентной. Людям же хочется жить так, чтобы у них было качество жизни и социальный капитал, возможности для путешествий и т.д. Для меня, например, с точки зрения социального капитала, Россия, очевидно, является большим, сильным мощным «пятном». Но сейчас к России огромный интерес здесь. И для меня это тоже возможность. И мне конечно интересно трансформировать себя в другой опыт. Если вы спрашиваете, почему я осталась еще на год, то да, наверное, в России я бы могла лучше капитализировать свой социальный капитал, но мне очень интересно сейчас здесь. Потому что к России сейчас исторически максимальный интерес.
Роман Мамонов: Я спрошу по-другому. После зачистки медиаполя (каковым, как мне кажется, например, стал приход новой команды на РБК и ваш уход оттуда) вы видите себя в российской журналистике? Есть ли сейчас возможность для запуска нового успешного независимого медиа?
Елизавета Осетинская: Я сейчас делаю сnewsletter The Bell и тестирую гипотезу, есть или нет (такая возможность). Я отвечу после серии экспериментов. Мы запустили The Bell, который, и тут я могу погордиться чуть-чуть, собрали 10 тысяч подписчиков в Telegram и email.
(Примечание ГА: число подписчиков указано на момент записи интервью, к концу ноября, цифра увеличилась до 21 тысячи).
И это, хороший, на мой взгляд, результат. И это уже какое-то хорошее количество для экспериментов, и чтобы понимать, что люди хотят, как это можно монетизировать одним из трех способов. В смысле – реклама, подписка или что-то среднее.
Роман Мамонов: Я один из этих подписчиков. И, конечно, не слишком объективен, как журналист. Я не понимаю, вы для кого проект делаете? Для тех, кто там (в России) и кому в Москве, Петербурге, в любом другом российском городе важно понимать серьезную картину российской повестки? Или это глобальная повестка?
Елизавета Осетинская: Мы – мост. Смотрите, мы видим следующие болевые точки аудитории. Первое – контента слишком много. И он слишком безмозглый, я бы так сказала. В том смысле, что новостей очень много, они все про одно и то же. Они пожирают короткую оперативную память, абсолютно не объясняя к чему это все. Они, например, не сводят одно с другим. Раньше этим занимались умные еженедельные журналы. Это то, что мы называем «новости с головой», но при этом их ограниченное количество. Потому что у людей, которые зарабатывают деньги и поглощены какой-то продуктивной деятельностью, нет времени сидеть в новостях. Второе: у людей тем есть потребность знать правду. Чтобы журналисты «выкапывали» что-то для них, удовлетворяли их общественный интерес. Наша формула: «мы про деньги». Мы будем удовлетворять общественный интерес в деньгах. И третье – мы связываем людей с международной, в основном связанной с бизнесом повесткой. Ведь сейчас Россия попала, очевидно, в изоляцию, есть очень агрессивный фон и очень-очень-очень много плохих новостей, связанных с Россией. Российские бизнесмены больше не могут приезжать, вы не можете получить визу. Я разговаривала с россиянкой, бизнес которой состоял в том, что они привозила сюда (в Калифорнию) людей и водила их на экскурсии в Google и т.д. И она не может больше ничего организовать, потому что люди просто не могут получить и приехать, а значит, не смогут получить эти знания. И потребность в том, чтобы из Долины давать дополнительные новости с объяснениями на русском языке, она, конечно, возрастает.
Роман Мамонов: Говоря об информационном фоне. У вас нет ощущения, что Америка отчасти превратилась в Россию наоборот. Помните, как мы все в Москве ухмылялись и посмеивались, когда властям везде бесконечно виделась рука Госдепа, печеньки Госдепа, деньги Госдепа, истории с переодетыми дипломатами. Так сейчас здесь все русские дипломаты – шпионы, а 2 тысячи «пригожинских троллей» перевернули американскую демократию.
Елизавета Осетинская: Мне кажется, что эта тема, конечно, преувеличена. Но отчасти это связано с медиа, с тем, что их очень много. Чем больше вы производите контента, тем лучше для вас, как для медиа. Это ваша бизнес-модель. Вы получаете больше просмотров, производите больше breaking news, начинается конкурентная гонка. И это превращается в огромный фон. Но реальный эффект на умы, я думаю, несколько меньший.
Роман Мамонов: Вы сказали на запрос на российскую экспертизу. А в чем это выражается? Вас о чем-то конкретно спрашивают и просят помочь разобраться, кто вот этот человек и правда ли, что (бывший посол РФ) Кисляк был главным шпионом?
Елизавета Осетинская: Моя экспертиза она не в Кисляке, она в деньгах. Я про Кисляка как раз ничего не знаю, кроме того, что видела его один раз в Стэнфорде, он выступал за несколько дней до того, как Макфолу не дали визу. Я сейчас чувствую себя в несвойственной для себя роли такого адвоката, потому что приходится объяснять, что кто-то, кто продал свой бизнес за N-количество миллиардов, в принципе имел деньги на то, чтобы купить какую-то квартиру (в США), а вот не имел на нее деньги тот, кто работал всю жизнь чиновником.
Роман Мамонов: Вы говорите о каком-то конкретном расследовании?
Елизавета Осетинская: Вы меня не вводите в искушение. Я просто для примера говорю.
Роман Мамонов: Расскажите все-таки про свое участие в Программе расследовательской журналистики в Беркли. Это учеба или это конкретные расследования?
Елизавета Осетинская: Это работа. Я работаю «ресечером» (исследователем). Я не хочу рассказывать, чем конкретно в деталях мы занимаемся.
Роман Мамонов: Но это научная работа или это практическая?
Елизавета Осетинская: Научно-практическая.
Роман Мамонов: Хорошо, вернемся к The Bell. Когда вы его запустили, в соцсетях было немало шуток, мол, «это второй «Колокол». Как Герцен уехал когда-то в Лондон, Осетинская уехала в Стэнфорд, следом за ней поехал Баданин. И вот иммигрантский проект.
Елизавета Осетинская: Смотрите, сложно ведь делать медиа в тайне. Есть этапы, по которым развиваются старт-апы. Вы делаете какой-то прототип, берете 200 человек и начинаете его на них тестировать… Мы в каком-то смысле стали заложниками своей индустрии. Мы когда что-то начали делать, у нас было 100 подписчиков. Из них я лично подписала 60. Это мои друзья. Потом их стало 200. Друзья подписали друзей и все. Ничего больше не происходило. Ну конечно была хохма. Это была игра. Она была с замыслом сразу на большое. Это был тест. А потом это вылилось в публичное пространство, что было неминуемо. Учитывая мое имя, которое имеет пиаровский эффект, и естественно, название сыграло. Дальше уже на этом все можно строить. Пути назад нет.
Роман Мамонов: В России сейчас есть запрос на подобное медиа?
Елизавета Осетинская: Я верю, что запрос есть, потому что люди, которые читали качественные медиа, пока с ними не произошли изменения в сторону их меньшей независимости, скажем так, эти люди никуда не делись. Я лично верю, что эти люди есть и их достаточно много. Права ли я в своей гипотезе? Чтобы проверить это, я сейчас и реализую свой проект. Россия большая страна. В ней живет много людей. 140+ миллионов. Они непрерывно потребляют информацию. За пределами России живет еще больше людей. Все русскоязычное коммьюнити оценивается по оптимистичным оценкам в 200+ млн. Это большой язык, большая ниша. Можно ли делать для этой ниши нормальное медиа? С точки зрения здравого смысла по идее такое СМИ должно быть, чтобы давать им представление о глобальной повестке. Чтобы оно соединяло их с теми трендами и теми изменениями, которые происходят в мире. Вы будете смеяться, но такой запрос в России есть не только у людей, казалось бы, не связанных с государством, но и у людей в государстве. Им же то же нужно каким-то образом находить куда все это развивать. Нельзя в современном мире и экономике в замкнутом сосуде. Но при этом политическая ситуация развивается так, что людям из государства еще сложнее получать информацию. Потому что если раньше у них было много контактов на высоком уровне, то сейчас это многократно усложнилось. И мне кажется, что сейчас коммуникация между странами она еще важнее. Ну кто-то должен рассказывать о том, что происходит. В этом и есть миссия.
