Название санкт-петербургской группы «НОМ» когда-то расшифровывалась как «Неформальное объединение молодежи» – теперь ее основателю Андрею Кагадееву 60 лет. Но коллектив до сих пор выступает и активно занимается тем, что они сами называют «драматизацией идиотических проявлений действительности и идиотизацией драматических»: ироничным осмыслением происходящего в мире.
«НОМ» – это не только музыка, а, скорее, интердисциплинарное объединение, работающее в сфере современного искусства: это и выставки художника Николая Копейкина и группы «Колдовские художники» в собственном галерейном пространстве «Свиное рыло», и внушительное количество видео-арта (многие помнят «Фигуры из хурмы»: первый видео-мем эпохи видеокассет!), и несколько арт-хаусных метаироничных художественных фильмов, выпущенных творческим объединением «НОМфильм» («Жбан дурака», «Пасека», «Беларуская быль», «Звездный ворс» и другие). А еще – концептуальные музыкальные альбомы, в том числе альбом 2021 года «МАЛГИЛ» на стихи поэтов-обэриутов, которые являлись идейными вдохновителями коллектива.
С классическим русским роком их сравнить сложно – скорее, критики предпочитают упоминать рядом с ними такие имена, как The Residents или Laibach. В их песнях можно услышать отголоски и Ника Кейва, и Rammstein, и даже, возможно, Дэвида Боуи. Тем не менее, несмотря на «отдельность» от русского рока и статус, скорее, концептуальных художников, чем просто музыкантов, именно НОМ одними из первых отозвались на вторжение России в Украину и записали леденящую, наводящую ужас кавер-версию на песню Пахмутовой-Добронравова «Пока не поздно».
Именно поэтому мы решили поговорить с Андреем Кагадеевым, лидером группы, о том, что же происходит с русским роком – и о том, как он воспринимает происходящее в России.
Татьяна Замировская: Ленинградский рок в советское время был протестной музыкой, пусть и не всегда прямолинейно протестной, иногда за счет поэтического иносказания. Да и в целом от представителей русского рока все ждали гражданской позиции. Но не все ее выразили, а некоторые, наоборот, выразили не ту, что ожидалось, и пошли выступать под Z-знаменами. Что случилось с рок-музыкой после вторжения России в Украину?
Андрей Кагадеев: Когда началась вся эта дичь, сразу приняли законы, при которых любое прямое высказывание в соцсетях или СМИ приравнивается чуть ли ни к госизмене – и у нас все журналисты вынужденно и сразу уехали буквально за один день, потому что всем стало светить 8-10 лет… Все, кто писали, что хотели, теперь признаны агентами нежелательными и прочее. Любое твое высказывание на определенные темы приравнивается к уголовному делу.
А музыканты наши… Ну да, как граждане они, конечно, выражали протест. Я сам поначалу, когда это началось – был огромный митинг, я тоже ходил… Но это очень быстро стали жестко подавлять. В Беларуси все происходило похожим образом. И теперь здесь у нас уже никому в голову не придет никуда выйти, потому что арестовывают уже просто за белый листок! Вокалист Shortparis тоже поначалу сразу же пошел на митинг – и сразу загремел. Отделался штрафом. Конечно, ты сразу после такого думаешь: надо это тебе вообще? Это на что-то влияет? Вот наш Алексей Рахов – все время активно высказывался – а перед очередным антивоенным митингом к нему домой пришли несколько человек в форме. Они, правда, дураки, пришли по его старому адресу, где он давно не живет. Но факт был фактом. Поэтому, конечно, все сами решают – либо говорить эзоповым языком, либо идти на рожон.
Что касается творческих высказываний против войны – думаю, так быстро это не делается. У меня тоже поначалу была шоковая реакция. В первую же неделю мы сидели в студии, работали над материалом, и я моему коллеге Зубкову, с которым мы сочиняем песни, сразу сказал, что мы, как настоящие рок-музыканты, должны среагировать. Как всегда было – ту же Америку вспомнить, Вьетнам – мы должны высказаться. Но мы не группа прямых высказываний – важно было придумать что-то художественное, иначе это будет не группа НОМ. У нас принцип другой, у нас все-таки «идиотизация драматических проявлений и драматизация идиотических». С чего это мы будем вести политинформацию? Но я подумал про риторику, которая на нас вдруг обрушилась: что есть, оказывается, прекрасное решение всех проблем – ядерный удар. Охренеть! Это меня взбесило: не понимаю, как это мы жили-жили, и вдруг, оказывается, нормально: мы все посчитали, порядка 500 миллионов всего погибнет, но зато мы всех проучим!
Поэтому я и взял песню Пахмутовой и Добронравова: «Ядерному взрыву – нет, нет, нет». Понятное дело, мы ее усилили и она стала зловещей. А раньше она была такая бодрая, радостная пионерская, там пели дети и Кобзон. У нас она стала звучать страшно и реально актуально. Мол: «Нет, мы не согласны!». Вот такое было наше высказывание, от группы НОМ. К счастью, оно нашло понимание в нашей фирме-издателе «Союз». И они ее выложили, и честно «очистили» права. У меня есть сейчас предмет гордости: подписанный договор с самой Пахмутовой – она 1929 года рождения! – что она передала мне права на творческую переработку!
Т.З.: А как же остальные музыканты, где их песни?
А.К.: Я тоже думал: а где там наши «шевчуки», которые в перестройку, чуть что, первые сразу? Да, можно размышлять, строить догадки. Может быть, так быстро у них в голове еще ничего не возникло. Я понимаю, что сильное художественное высказывание может остаться на века – но пока у нас все жидко с этим…
Когда-то был тот же «Поезд в огне» Гребенщикова, или «Перемен» Цоя: он реально смог уловить эту штуку и направить ее, такого больше никогда не было, когда вдруг вся страна – и простые ПТУшники, и ученые с горящими глазами желали перемен! Сейчас такого нет. В результате пока, на мой взгляд, самые яркие музыкальные высказывания делает только Макс Покровский, но из Нью-Йорка. Это его про «мартышку и очки» – по-моему, самое пока злободневное творческое высказывание.
Да, Гребенщиков по Европе едет, но поет снова какое-то: не плачь Маша, я Дубровский… От Шевчука чего-то ждали – но он достаточно тонко поступил. Он создал мем в результате. То есть, его вынудили, наконец, высказаться. Думаю, востребованные артисты того поколения востребованы как в своей, так и в «той» системе – это артисты больших стадионов и залов, где все под контролем. Поэтому Шевчук, видимо, до последнего «спасал» свою позицию, мол, да, я и так такой, у нас всегда были песни вроде «Не стреляй». В результате он не сочинил новую песню, зато удачно высказался. Фраза «Родина – это не жопа президента» теперь, видимо, останется на века. Это уже можно приравнять к творческому высказыванию. Да, у нас были протестующие музыканты. Помните Кинчева – какой он был, с косой челкой! «Мое поколение!» Ну и что? Это оказалась музыка для болельщиков!
Сбежал из России Женя Федоров из группы Tequilajazzz – исчез и потом появился уже где-то в Скандинавии и дал интервью, что начали поступать звонки с угрозами, он быстро собрал вещи, семью и уехал. Они так высказались вместе с музыкантами группы «Кино»: записали заново старую песню «Любовь к оружию» группы «Объект насмешек», написанную еще во время перестройки. Там имелась в виду война в Афганистане: «мама, подари мне пистолет, мама, подари мне эту пушку»… Это тоже можно положить в копилку, хоть что-то… А с другой стороны – мы ждем от наших признанных уже, в общем-то, людей немолодых, чтобы они что-то сказали… А ведь у них тоже, наверное, иссякают творческие силы.
Плюс так называемый формат «Нашего Радио», к сожалению… тоже предмет споров, якобы они приняли эстафету у того времени. На самом деле нет. Это, конечно, имитация чистой воды и позорное явление. Об этом Троицкий недавно писал – про этот «говнорок», эту дрянь. Все это было основано на десятилетии ярких, качественных музыкантов. Но впоследствии – ничего. Если случайно это где-то послушать, например, в такси едешь и включают – это просто имитаторы, словоблудие какое-то гнусавое. И это было массово! И плюс «финансовая» история этого. Этот дрянной фестиваль «Нашествие» – огромный, популярный, а потом там танки стояли! Это была музыка именно для «Z-поколения» – получите теперь!
А теперь тот же Троицкий говорит: вы создали этот «говнорок», глупую музыку и глупое поколение, которое сами и привели к деградации. А тот же Козырев – создатель этого радио, он же тоже как бы эмигрировавший – и тоже возмущается: мол, как же так получилось, такие подлецы, как Галанин, теперь там режиму подпевают… И все друг с другом ругаются и задают вопросы: а как так получилось-то? – Потому что в погоне за быстрой прибылью вы пропустили главное! Наверное, формат «Нашего радио» должен был быть более умный, не такой коммерческий. Надо было искать хороших музыкантов, потому что ведь есть они, на самом деле… Да, они не собирают тысячные залы и играют по каким-то клубам. Но нет, «нам это не интересно»! Поэтому мы и имеем то, что имеем.
Рок того времени не был протестным поэтически, он просто был протестом как образом жизни. Протест, например, был в том, что я буду играть без разрешения! Вот в чем был протест! А сейчас? Ну вот как работает мозг у военных и чекистов? Они думают: а чего такого, мы закажем, нам сочинят песен. Вот Газманов, вот «Любэ»: мы платим, они работают. Вот они так и думают, им кажется, так и должно быть. А остальное – будет такой total control. Самое поганое, что к этому и идет. Снова на все надо будет получать разрешение.
Т.З.: В Беларуси так и было, ничего не запрещали, но был «разрешительный принцип»: надо было получать гастрольное удостоверение в Министерстве культуры перед каждым концертом.
А.К.: Именно! Мы последний раз в Беларуси выступали в 2014 году. До этого наши знакомые нам как-то все устраивали. Они нам говорили: если везем группу, надо подавать видео-материалы в Минкульт, чтобы получить разрешение, но с вашими видеоклипами разрешение нам не дадут. Поэтому все шло по «серой» схеме. Да, они рисковали, но власть на это смотрела сквозь пальцы, поэтому мы как-то ездили в Минск, выступали. Но постепенно, конечно, закручивали гайки – в Беларуси молодежь сажали просто за расклейку афиш, что нам казалось дикостью и каким-то пройденным этапом, когда люди сидят по год-полтора за какую-то фигню! Но еще тогда что-то жило, теплилось. Последний раз, когда мы должны были выступать в Беларуси, это должен был быть большой проект в галерее Белгазпромбанка, которая принадлежала кандидату в президенты Виктору Бабарико. Который собирал там картины, Шагала в том числе.
Мы хотели делать проект через художника Алексея Хацкевича – большую совместную выставку с нашей группой художников. Плюс у нас была концертная программа – проект «Саша и Сирожа» и группа «НОМ», обсуждали все это. А потом начались выборы, и всех арестовали и посадили. А ведь все были такие радостные! Хацкевич нам говорил: наконец-то подошло время! Все давно понимают, что этот человек – из прошлого, устаревший. Что у вас там даже старые бабушки из деревень уже за него не проголосуют, потому что он – как кнопочный телефон! Он был уверен, что все! А потом случившееся для него было диким шоком, он целый год писал – что-то остервенело, а теперь что, ну живет как-то. Ну и все. А что еще сделать? Было сказано: за меня 98 процентов, если кто-то чего-то хочет – я буду стрелять, выходите. И выходили, ходили сотнями тысяч. И что? - А вот нет.
И вот у нас так же. Да, гэбисты люди глупые, и информационное поле сейчас другое, мир изменился, интернет… Но они просто мешают жить. Конечно, если кто-то хочет сочинять музыку, они будут. Но в целом за последнее время у нас, в России, другие ценности превалировали. Неспроста были популярны «Брат-2», вся эта дрянь и уголовщина.
Т.З.: А какие ценности в России превалируют сейчас?
А.К.: Я, когда это все началось, первое, что сделал – с остервенением перечитал Бунина «Окаянные дни». В перестройку издавали репринтное издание с «ятями». И все очень похоже. Все, что мы сейчас видим, опять раскол. Откуда это все вылезло? И главное: а кого больше? Они утверждают: «Нас большинство». А я-то думал, что нет! Я же как жил всегда – мы считали, что этой вот урлы, дряни, меньше! Вот как было в наше время – были, знаете, такие ПТУ-шники, они до восьмого класса доучатся – причем в то время они авторитеты, потому что они посильнее, раньше портвейн начали пить и морды бить умеют – а потом тихо сходят с дистанции, потому что не хотят учиться и куда-то исчезают… А теперь такое ощущение, что они всюду вокруг! И они сами так считают, что они везде.
Я реально был к этому не готов, вот честно. Я считал, что еще недавно, когда мы ходили на огромные митинги в поддержку Навального, когда его судили, и весь центр был забит людьми, менты спокойно регулировали потоки – я считал, что нормальных молодых людей больше, а «этих» и не видно. А теперь – получите. Наоборот, ощущение, что вот этих, с буквой «Z» – больше.
Это главный вопрос: кого больше? Вся эта административная пропагандистская сволочь пытается сказать: нас 75%, а вас 25%, смиритесь. И по всем каналам идет дрянь такая – и, конечно, ты в состоянии депрессии и стресса, потому что всякий человек хочет находиться в комфортной среде, среди близких по взглядам людей. А эта дичь, которая происходит – она нас разделяет.
Поэтому, конечно, молодцы и Шевчук, и «Би-2», которые вроде и поп-рок-группа с большой аудиторией и турами, но когда им навязывают: «Можно мы тут вам на сцену буковку Z повесим?», говорят, что нельзя. А им в ответ: «Хорошо, тогда мы вам будем гадить». И гадят – даже не за открытую позицию, а просто за то, что не хотят под этой буквой выступать. И у них теперь всюду отмены концертов.
И это такая же история, как в Беларуси – когда я снимал фильмы и мы сдружились с Сергеем Михалком, он рассказывал, как запретили группу «Ляпис Трубецкой», хотя по факту содержание песен там было, ну, ничего такого, «в левой руке “Сникерс”, в правой руке “Марс”, мой пиар-менеджер Карл Маркс». Но параллельно Михалок в Ютубе называл Лукашенко чуть ли ни подлецом и говорил, что такие люди, как Лукашенко, во время войны сотрудничали с немцами. Ну и все, группу начали преследовать. То есть, им просто не давали играть и закрыли им туры по всей стране. Поэтому они выступали в Вильнюсе, как вы помните, а литовцы давали однодневные визы всем белорусам, у которых были билеты, и туда они ездили целыми стадионами.
Группу просто выдавили с белорусского рынка, причем не запрещали напрямую: то пожарная инспекция зал не согласует, то еще нет каких-то условий для проведения концертов. Оказывается, у нас теперь то же самое происходит с ДДТ и «Би-2»! Один-в-один! Нет, никто не запрещает. Просто чего-то не получается вдруг. Ничего нового. Достали старые пыльные методички – и вперед!
Я совершенно был уверен, что у нас уже есть какие-то прививки от тоталитаризма
Но дальше, сами понимаете, можно экспонировать. Чего от них ожидать дальше? Я как работник культуры, честно говоря, питал какие-то иллюзии. Я верил в то, что наше так называемое общество перешло определенную стадию. Я совершенно был уверен, что у нас уже есть какие-то прививки от тоталитаризма... Мне казалось, раз у нас есть такие книги, как «Собачье сердце» Булгакова, «Омон Ра» и «День бульдозериста» Пелевина, «Москва 2042» Войновича, и раз это все издано большими тиражами и вошло в народ, и это, может, будут преподавать в школах и это будет прекрасной прививкой от тоталитаризма… Оказывается – нет, ни хрена!
Т.З.: Я тоже все время думаю: а почему так получилось? Ведь мы, когда росли, читали все эти книги, того же Бунина, Набокова, Булгакова, читали про жизнь писателей в 1920-30-е годы и про эмиграцию: «Алмазный мой венец», «Курсив мой»… Мне казалось, что российская литература 20-го века прошла через такую травму и кошмар, что если это все читать, невозможно стать человеком, который во все это, что происходит сейчас, верит. А теперь бывает так, что смотришь на какого-то любимого писателя или музыканта в соцсетях и даже не знаешь: а вдруг он поддерживает войну?
А.К.: Я сам в растерянности. Я еще студентом был, когда в журнале «Юность» появилась повесть «Курьер» Шахназарова. Это реально хороший текст! Это была пред-перестройка – и там был образ нового молодого человека, который уже цинично не верит во всю эту хрень. Он был предвестником того, что вся эта идеология рухнет, что она давно уже не работает, эта марксистско-ленинская, комсомольская дребедень – все давно поняли, что это фальшь! И там этот герой-курьер, все это высмеивал, он был предвестник Перестройки.
Мало того, потом Шахназаров снимает фильм «Курьер»! Который на цитаты расхватали. «На тебе, Базин, твое пальто и мечтай о чем-нибудь высоком!». Это один из последних нормальных фильмов советского кино, прежде чем их там тоже накрыло финансовыми проблемами и всем остальным. И «Город Зеро» – последний памятник этому всему, сюрреалистический, прямо «а-ля Бунюэль». И все это Шахназаров! А потом я вижу: вот он сидит в телевизоре среди этих всех… что он там говорит с серьезным лицом? - Что те люди, которые сейчас не согласны с политикой правительства и тем, что происходит – пусть для них будет строиться специальный концлагерь, и стерилизовать их? Это что? Как я к этому могу относиться, у меня в голове все переворачивается, я не понимаю! Он что, взбесился, что ли? У него же были честные творческие высказывания, он это написал, продумал, снял. Это не было: пришел заказ, и он его выполнил, нет!
Т.З.: Как общаться с теми, например, коллегами или близкими, которые верят во всю эту пропаганду или вот так же вдруг поменяли позицию, как Шахназаров? И получается ли с такими разговаривать?
А.К.: У меня таких немного. Да, в музыке в целом такая проблема есть, часто группы рушатся. Я знаю, что группа «Препинаки» развалилась, из группы «Пилот» ушли люди на почве конфликта на эту тему. Даже среди наших поклонников, которые ходили на концерты постоянно, есть раскол… Знаете, после концерта встречаемся, разговор, как обычно, переходит в это русло, общаемся, поняли, что не находим общего языка и тихо-тихо дистанцируемся друг от друга. Из «таких» из наших остался только наш удивительный Александр Ливер, который при этом гражданин Франции, имеет зарплату оперную большую, все у него там хорошо: а тут он как бы нас учит, мол, я вот такой ватник, а он тут такой пропагандист, и типа надо Америку проучить. Такой вот бред несет. Я с ним только пикировкой в социальных сетях занимаюсь – но без толку. Засылаю ему что-то – а он мне отвечает, что Годар тоже не поддерживает Украину. Но опыт политической дискуссии в соцсетях приводит вот к чему: что бы я ему ни говорил, я его мнение не изменю.
Т.З.: Мне показалось, что в вашем понимании ситуации в Украине после альбома «Оттепель» 2015 года что-то изменилось. На «Оттепели» я чувствовала вашу эмоцию обиды – вам было неприятно, что в Украине отменяют русскую культуру.
А.К.: Ну, так ее и отменили. Альбом «Оттепель» возник как раз от того, что это было достаточно грустно. Я много выступал в Украине. У меня много друзей украинских, и мы туда ездили часто… Но для нас это тогда была не политика, это были культурные споры.
Вообще, если глобально говорить – мне кажется, что мы снова оказались в реальности глобальной, мировой ксенофобии. Она, получается, никуда не девается. Вот как по Жан-Поль Сартру: ад – это другие. Примерно во всех людях это заложено – ненависть к другим. Это как будто какая-то кнопка зачехленная.
Политики обязаны это все сдерживать. А они используют это в политических целях: мол, голосуйте за меня, мы сейчас будем против этих. Нельзя пользоваться этой старой поганой кнопкой нацистской, потому что немцы тоже были уверены, что они действительно великая нация.
Т.З.: Согласны ли вы с точкой зрения, что несмотря на то, что многие россияне поддерживают Украину и помогают, их все равно никто обратно не полюбит и никакой культурной коммуникации уже не будет?
Старые фотографии разрушенного Сталинграда, пленные идут, и надпись на немецком: «Спасибо вам, что вы нас разгромили под Сталинградом».
А.К.: Конечно. По крайней мере, в пределах моей жизни – мне уже 60 лет – я понимаю, что это все разрушено окончательно. И это урок, урок очень поганый. Мне казалось, весь мир извлек уроки из Гитлера. Ведь тогда, немцы тоже думали, что Гитлер – это хорошая идея! Сколько он решил их проблем, как все было здорово. Но я помню, как во время гастролей в Гамбурге я сидел в пивной, а там висел плакат. Старые фотографии разрушенного Сталинграда, пленные идут, и надпись на немецком: «Спасибо вам, что вы нас разгромили под Сталинградом». Они как бы осознают: да, нас надо было как-то наказать, мы увлеклись не тем.
Мы думали, что все люди все поняли! Да ничего никто не понял! Поколения меняются – и, оказывается, меняются довольно быстро. И даже вот в нашем прошлом были эти огромные митинги, Сахаров, выступающий на площади, все с горящими глазами, и все были за перемены, все! Кроме совсем уже каких-то коммунистов в своих каракулевых шапках!
Т.З.: А почему тогда все были за перемены, а теперь всем все нравится?
А.К.: На мой взгляд, последние лет десять в России катастрофически никто ничего не читает. Книги и литература все-таки были довольно важным источником обмена мыслями. И даже самый дрянной гопник, закончивший восемь классов, знал, что вот есть луч света в темном царстве, что вот герой нашего времени, дуб там этот, Пьер Безухов, Андрей Болконский… Какой-то культурный бэкграунд, который его поднимал до человеческого уровня, чтобы не позволять ему потом идти таскать стиральные машины и насиловать. А сейчас это – чистый лист, быдло в чистом виде. Вот то самое, про что Бунин – возвращаясь к «Окаянным дням» – дал определение «проклятая обезьяна, с остервенением катающая чурбан». При виде этих людей его аж трясло. И к этому мы пришли! Они – такие. И что с этим делать? Чего нас ждет в результате? Опять реки крови? Да, может и так, я не знаю. Эта дичь, эти три месяца – это какой то бред, это постоянно смотришь, читаешь каждый день, все ждут как будто переворота какого-то. Но сейчас его не может быть. Это никому не выгодно. Никто никакого прогноза нормального не дает. Такое ощущение, как будто кто-то о чем-то знает, все о чем-то договорились и что-то делят – как нас приучили думать. И остается только в глобальном смысле уповать на высшую справедливость и кантовский императив, что такого не может быть, и добро должно победить.
Т.З.: Группа «НОМ» занималась ироничной деконструкцией русского человека и, как мне кажется, давно дала довольно точные ответы о том, кто он вообще такой…
А.К.: Да, мы же про это давно поем: «мой отец обезьяноид, дед мой был обезьяноид, мать моя обезьяноид… и когда мы уже станем людьми»? И чего мне еще говорить, мы вот сколько прямых высказываний, оказывается, сделали. «Кто скотиною родился, тот скотиной и помрет». Песня Гусева «Железный Буратино», которая конкретно про Путина песня. И «Гимн новой России».
То есть, видите, мы и на Марш несогласных ходили, и политические высказывания в песнях делали, какие-то плакаты рисовали, и принимаем посильное участие, хотя это не наш профиль… Но, понимаете, весь наш рок – он в целом не политизирован и не протестный. В том смысле, как это было принято в США и Великобритании – где все артисты, например, жестко откликались, когда был Вьетнам. Тот же Джон Леннон. А наш рок более «завуалированный». Потому что гэбисты тупые, они, может, поэзию и не поймут.
Т.З.: Не поймут, испугаются, и на всякий случай запретят или будут убивать. Как это случилось с теми же обэриутами, наследием которых группа НОМ занималась. Что они плохого делали: Введенский, Заболоцкий, Олейников, Хармс? Писали про птичек, про жуков. И всех мучили, убивали, уничтожали – из-за бабочек и жуков. Почему так?
А.К.: Потому что это обезьяны проклятые! Почитайте, пожалуйста, в серии ЖЗЛ книгу про Зощенко, где описывается подробно это дело – речь товарища Жданова в газете «Правда». Эта тварь безграмотная! Которая просто урод, мразь – площадной бранью обкладывает совершенно тонкого, интеллигентного, умного человека! И его травили за этот рассказ – опять, возвращаясь к обезьянам – который назывался «Приключения обезьяны», к нему прицепились зачем-то после войны, мол, он в нем опозорил образ советского человека. Чушь собачья!
Но недавно я ходил на авангардную оперу композитора Щедрина, по «Приключению обезьяны» Зощенко. Там огромный оркестр, дирижировал Гергиев, актриса Маликова читала текст – и вот это был триумф Зощенко, а ты, Жданов, сгнил в своей могиле! Но в свое время ты, гадина, по сути загнал его в могилу раньше времени своей помойной бранью, где даже аргументации не было. И вот зачем они это делали? Кому мешал Зощенко? Кому мешали Хармс, Введенский? Никому. «Что-то ты больно умный, дядя!» Уголовщина!
Окружить себя людьми, которые умнее тебя – нельзя, так не принято в армии.
Вот наш… национальный лидер, что он из своей жизни основного важного вынес, чему он нас учит и куда ведет? Его главный нарратив, или что у него там, мудрость жизненная, которую он вынес из своих гаражей: если драка неизбежна, бить надо первым. Это все! Все, что мы имеем от национального лидера, получается. Да, это круто для шайки из пятерых подростков. Ты тогда отлично ее возглавишь. А он тащит целую страну под таким лозунгом! Вот и все, чему он научился и его такие же окружают. Потому что окружить себя людьми, которые умнее тебя – нельзя, так не принято в армии. Все, кто тебя окружает, должны быть глупее, а те, кто пониже – еще глупее. Вот вам и вертикаль. Вы понимаете, что у нас даже председатели Госдумы, которые правят страной – это какие-то персонажи Сологуба с литературными фамилиями: Передонов и Володин.
Т.З.: Недавно в Санкт-Петербурге уничтожили мурал с Хармсом на доме, где он жил. Мне кажется, что в России в последние десять лет происходило целенаправленное стирание коллективной памяти о терроре. И стертый Хармс, и закрытие центра «Мемориал»…
А.К.: Да, наработанные методы. Никто же никогда не раскрыл их архивы, они так и лежат. До этого момента так и не было возможности наконец-то все открыть и обнулить эту историю. И все, они опять вернулись. Тем не менее, у нас был всесильный, как его звали, «атомный маршал», всемогущий Лаврентий Палыч. Но и его взяли однажды за шиворот, завели в подвал и как собаку пристрелили.
Так что остаются надежды, что даже у таких людей иногда тоже что-то идет не так. И однажды даже у всесильного отберут все. Берию пристрелили, а через несколько лет страна полетела в космос: вздохнула и полетела. Вот как это должно работать! А сейчас ничего не летит. Вы же видите, ничего не работает, ничего не летит. А людям будут, как баранам, говорить – ура, мы во всем первые, и мы теперь приращиваем территории. Как будто главная проблема нашей страны, что территорий мало. При этом у нас на наших же территориях много где нищета сплошная, молодые люди работают плохо, 15-17 тысяч рублей в месяц получают… Вот это территории России, которыми надо заниматься! Какие приращивания? А теперь мы, оказывается, будем восстанавливать всей страной Донбасс, который сами и разрушили!
Что вообще происходит? Как это можно воспринимать всерьез? У меня остались только знаки вопроса и растерянность.
Т.З.: Что впереди? Что может ожидать Россию?
А.К.: Женя Калмыков, который был менеджером «Ляписа Трубецкого» – мы в свое время много общались – успел съездить в тур в Северную Корею поглядеть на это все. И рассказывал мне свои впечатления. Всем известно, там мобильники на границе сдавали, к тебе приставляли кого-то, передвигаться самому нельзя, все перемещаются организованно … Вечером никуда идти нельзя, сидишь в своем номере – там бар, телевизор. И вот при них всегда была переводчица. И когда они прощались с этой девушкой и как-то пытались ее подкалывать – думали, ну, в них же должно быть что-то человеческое! – она расплакалась. Говорит: вот вы опять уезжаете, а вы нас так и не поняли. Вы над нами все равно посмеиваетесь. А вы не понимаете, что нам все это нравится, мы любим своего руководителя. Почему вы так с нами? Почему нам так и не удалось вас переубедить и объяснить: мы очень счастливы! И она говорила это искренне!
Я боюсь, что к этому нас и ведут. Смотрите, мы же не получаем из Северной Кореи никакой культуры, ни литературы, ни музыки, ничего не просачивается, там нет каких-то диссидентов, альтернативной культуры, нет ничего. Им и не надо. Мне кажется, им сейчас границу открой – они никуда не пойдут. Может, в России такая же цель? Ну, идеальное общество рабовладельческое. «У меня вот есть рабы, я им десять лет ахинею по телевизору показываю – и все, и они мои». Мы еще немного подождем – и все, больше ничего не надо. У меня уже есть мысль – а вдруг, если выпустить Навального, за него уже никто не проголосует? Вот как в Беларуси считали, 98 процентов было за Лукашенко или нет?
Т.З.: В Беларуси были наблюдатели, и был проект «Голос», где люди делились через «вайбер» фото бюллетеней – именно так доказали фальсификации. А в Нью-Йорке на выборах в консульстве Беларуси Лукашенко набрал только около 1 процента голосов...
А.К.: Я не знаю. Вот на Северную Корею уже все махнули рукой – там все устоялось. Никому не приходит в голову их спасать. Никто не суется. Так и на нас махнули. Россия никому больше не интересна. Аналитики говорят, что ничего уже не будет, как раньше, весь мир экономически перестроится – никому наши газ и нефть не нужны – все переориентируются, и все.
Т.З.: А вы, в таком случае, не собираетесь в эмиграцию?
А.К.: Я к эмиграции отношусь достаточно практично. Я, во-первых, не молод. Это раньше был романтический ореол: Бродский, Шемякин... Но Бродский ехал в университет – заниматься тем, чем всегда хотел заниматься, он принимал хорошее практичное решение. Или Шемякин – который постоянно говорил: ой, меня в одном тулупчике выгнали! Но вообще-то его картины были аккуратно упакованы и тоже вывезены. Все было решено нормально и практично. А я даже визу шенгенскую не могу получить. Да и куда мне ехать? У меня русский паспорт. Даже такие звезды, как Shortparis, популярная клубная группа, с ярко выраженной позицией – в Европе их никто не хочет сейчас, хотя они с этим ужасом не имеют ничего общего.
Но нам-то, россиянам, сейчас куда, какая эмиграция? Ты сейчас кто такой? Ты представитель страны-агрессора.
Не надо это никому. Это русское. Мы сейчас не нужны. Многие мои знакомые, работавшие в конторах вроде IKEA, Siemens, Deutsche Telecom – смогли уехать после начала санкций, потому что работодатели предоставляли им и членам семьи проезд и проживание с сохранением работы. Просто перевозят весь офис и сотрудников с семьей. Мой приятель так с тремя котами уехал. Но если нет возможности уехать и заниматься тем же, чем всегда? Одно дело – бежать, чтобы остаться живым. Но нам-то, россиянам, сейчас куда, какая эмиграция? Ты сейчас кто такой? Ты представитель страны-агрессора. Ничего хорошего.
Да и говоря о беженстве – когда война началась, миллионы украинцев уехали, а потом многие вернулись назад. А что делать? В спортивном зале ночевать? Мы когда-то выступали для боснийских беженцев в Словении, в таком поселении – они там временно жили, пока конфликт еще не закончился. Там было трехразовое питание, какая-то пятиэтажка, работы нет, никуда нельзя, документов нет, ты беженец. Да, ты не умрешь с голоду, все вокруг чистенько, даже культурная программа есть – вот, группу привезли выступить. Но как дальше жить, если работы нет? Поэтому я хорошо понимаю украинцев, которые возвращаются домой, несмотря на войну.
Т.З.: Что можно сделать, чтобы эта катастрофическая ситуация изменилась?
А.К.: Какие-то должны быть великие политики. Странно, когда ответственные решения принимает человек, у которого мышление на уровне шайки шпаны за гаражами. Понятно, какие он может принять решения. Но понять, что делать, не получается – разве что думать про какие-то общие христианские ценности. Но, тем не менее, мир не единожды сыпался к черту в какое-то военное болото. А все потом «чесались»: как это мы так?
Мне казалось, что нас что-то все-таки от животных отличает. Казалось, мир стал более един. Но все смешалось, и выяснилось, что мы настолько разделены! И этого не понимает эта наша гэбистская сволочь. Это люди из прошлого. И остается надеяться, что нет, что это последний какой-то их всплеск.
Это все косное, старое не хочет просто так сдаваться. Но я не могу верить, что за ними будущее!
Это все косное, старое не хочет просто так сдаваться. Но я не могу верить, что за ними будущее! Не могу верить, что будущее за Лукашенко. Ну никак! Просто жалко – много лет прошло, сколько он просидел, 30 лет, кто-то успел состариться, кто-то так и не реализовался… Жизнь-то у всех одна, у многих лучшие годы ушли. Мне кажется, что хороший правитель должен помогать людям страны раскрыться в своей жизни максимально и прожить ее с пользой. А этот что? Какие задачи решает? Хороший политик своей страны должен беспокоиться о населении, заниматься своим.
«Свои» – вот как эта циничная похабная надпись в метро висит, «Своих не бросаем!». Меня от нее тошнит. Своих вы, суки, палками по голове бьете! Почему? От вас сбежало уже шесть миллионов, это лучшие люди страны. Они свои! Навальный – свой. Он хотел вам по-человечески объяснить: «Владимир Владимирович, ваши друзья воруют, вашу мать, сделайте что-то с этим!». Он же только этого хотел! Я наивно так и думал: мол, обнаружены факты дичайшей коррупции, все доказано, разберитесь и будет всем лучше. Черта с два! А ведь он и есть – свои. Вот такое отношение должно быть к людям. А у них отношение: «мы сейчас улетим в рай, а вы все сдохнете».
Вот этот маленький крошка, Дэн Сяопин, например. Он вообще мог давно помереть, его сослал Мао Цзэдун на десять лет куда-то работать механиком, он был в опале и прочее. Тем не менее, его реабилитировали, когда он был совсем старик – и отдали ему власть! Он для этого, может, и выжил, потому что мечтал всю жизнь, что народ, который дал миру Конфуция, не должен жить в такой грязи. И он доказал это всем – создав одну из самых развитых в мире экономик! Я сам видел стариков китайских, которые в Вене в филармонии на концерте Моцарта занимают целый партер с билетами по 300 евро! У них есть деньги, они не нищие. Все люди хотят жить достойно. И в их случае просто одному человеку повезло все изменить за каких-то тридцать лет! А ведь до него какой-то психопат убивал людей просто миллионами, устраивал черт знает что: давайте чугун плавить, давайте убивать тех, кто в очках, короче, просто издевался. И, выходит, даже такой народ можно изменить, если задавать правильные настройки, правильные векторы.
А у нас просто какое-то издевательство над страной. Потому что у нас цели другие: сохранить власть. Поэтому и говорят: санкции объявили, а нам стало еще лучше. Не надо нам ничего американского! Не нужны нам самолеты! И машины «Москвич» были хорошие. Все у нас будет лучше, чем на Западе. Это и есть идеи чучхе. Но исторически идеями чучхе пользовались Китай при Мао, Северная Корея и Румыния при Чаушеску, которая тогда держалась особняком, не входила в Варшавский договор, не брала долгов – это была нищая страна при Чаушеску, они траву жрали! И растерзали его потом. То есть, я знаю только три примера стран, которые всех отвергали и говорили: мы будем сами по себе! Других примеров нет, извините. Зачем вы тогда нам говорите, что теперь у нас будет лучше? Это какая-то новая экономическая теория у нас вдруг родилась в России? Мы заключали контракты, развивались, а тут, оказывается, это было просто прикрытие и мы готовились к идеям чучхе? Это брехня, они просто все скользкие, лживые люди и плохие актеры. Вот Лаврова показывают, он говорит – и сразу видно, что врет. Скользкий и лживый человечек. Нельзя таких людей в правительство. Всем миром против этого выработан метод, который никогда нельзя нарушать: преемственность. Пять лет, восемь лет, не больше. А потом все, баланс полетел. Это страховка! Общество так придумало! Но как добиться соблюдения этого? Вот как сказал белорусам этот упырь в бронежилете, когда вышел с автоматом: «буду стрелять, всех посажу и убью». Вот и вопрос: чего же мы не протестуем? Мы протестовали. Только это не помогло. А как делать так, чтобы помогло? - Вот вопрос. Нужны какие-то неведомые силы? Или это молох, сам себя пожирающий? Ну, может, пожрет, наверное.
Когда Немцов был жив, ему задавали вопрос, мол, почему вы умный, образованный, явно умнее Путина, почему вы ему проигрываете, он же троечник! А он ответил: потому, что он не соблюдает правил! Вот есть грани, которые нельзя переходить – а ему плевать. Вот и все. Это и есть их методы – уголовщина. Мир вводит санкции – а им плевать. Потому что с ними надо их методами. А на Западе так никто не будет делать – чтобы так подло и в обход всех правил. Поэтому мы сейчас это и имеем.
Т.З.: А говоря о творчестве и искусстве – что вам лично помогает спасаться? Какие-то, может, фильмы или песни. Что-то такое, что помогает сохранить разум и здравый смысл.
А.К.: Ничего не помогает. Хотя нет – первый месяц, когда у меня было совсем окаменевшее лицо и я постоянно ловил себя на состоянии депрессняка, мне попалась новая «Масяня», где про Путина и харакири. Тогда меня отпустило: я впервые рассмеялся. Я наконец-то увидел что-то нормальное в этом аду, который на всех обрушился.
Т.З.: Да, юмор помогает. Как ни странно, мне помогали эти мемы про Лукашенко, где «А я вам сейчас покажу».
Мы, работники культуры, которые вынуждены жить в таких условиях, к сожалению, не влияем на политику.
А.К.: Мне кажется, такого плана искусство еще появится. Возможно, у нас свой Гашек появится новый. Ведь когда Гашек писал, вокруг тоже был ад, это было начало Первой мировой, огромная империя Австро-Венгерская что-то там замышляла... И тут появился писатель, который в таких образах это все показал! Нам именно такой нужен писатель – который сможет эту ситуацию вот так продемонстрировать… Безусловно, это может быть спасение – потому что на осатанелой серьезности ничего хорошего не сделаешь.
Но мы, работники культуры, которые вынуждены жить в таких условиях, к сожалению, не влияем на политику. Культурный процесс ни на что не может повлиять, кроме как на одного человека. Кому-то конкретному ваша песня или книжка или картина перевернет мир. А на народные массы влияет только тупая пропаганда, а не искусство. Похабная, плохо сделанная – но она влияет. Это еще при Гитлере было. Поэтому это не к нам вопрос – что же вы, работники культуры? Да, мы пропускаем все через себя, высказываем, и кто-то, как камертон, на общем созвучии нас поймет. Но повлиять на всех людей мы не можем.
