Временной горизонт Владимира Путина ограничивается 2024 годом – срок, до которого, он, скорее всего, будет оставаться президентом России. К каким последствиям для страны и мира после 2024 года приведут принимаемые им сейчас решения и действия – Путина не волнует. Такое мнение высказал в интервью «Голосу Америки» профессор Гарвардского университета, директор проекта по изучению «холодной войны» Марк Крамер (Mark Kramer, Harvard University).
В числе ряда книг, написанных в соавторстве с другими учеными, или рецензированных профессором Крамером – изданная в США в 2014 году книга «Секретная военная дипломатия Чечни» (Chechnya’s Secret Wartime Diplomacy). В книге представлен английский перевод содержания аудиокассет, посредством которых президент Чечни Аслан Масхадов поддерживал связь со своим представителем на Западе – Ильясом Ахмадовым с 1999 по 2003 год. В своих аудиопосланиях Масхадов рассказывает о повседневных проблемах и сложных взаимоотношениях чеченских лидеров, дает оценки российской политике и политикам. Соавторы книги – профессор журналистики из Бостона Николас Данилофф и Ильяс Ахмадов. Интервью с ними «Голос Америки» планирует опубликовать в ближайшем будущем.
Фатима Тлисова: Что в записях Аслана Масхадова представляет для вас наибольшую ценность?
Марк Крамер: Самое важное, что мы узнали из посланий, это то, что в отношениях между Масхадовым и Шамилем Басаевым был достаточно высокий уровень напряжения. Но, в то же время, Масхадов хотел сохранить хорошие личные отношения с Басаевым, избегал окончательного разрыва, несмотря на то, что многое из того, что делал Басаев, Масхадову не нравилось.
Масхадов больше склонялся к переговорам и переживал, что террористические атаки – в особенности те, что осуществлялись, начиная с конца 2002 года и продолжавшиеся в 2003 году – могут стоить чеченцам потери международной поддержки. Действия Басаева подрывали его авторитет, но было интересно увидеть, как он все же пытался найти какую-то модель отношений с Басаевым. Конечно, здесь нет никакого открытия, но было важно получить изнутри подтверждение тех выводов и оценок, к которым мы пришли, наблюдая за ситуацией извне и убедиться, что наши оценки были точными. Хотя в официальных заявлениях правительство России представляло Масхадова таким же террористом, как и Басаев, что явно не соответствовало действительности.
Ф.Т.: Существует мнение, что Россия в отношении Масхадова и Басаева успешно применяла стратегию разделения.
М.К.: В Ираке армия США в какой-то период в большей степени от отчаяния, но также, я думаю, в какой-то мере в рамках стратегии борьбы с инсургентами, попыталась разделить их. Из аудиозаписей Масхадова совершенно ясно видно, что российские власти могли сделать то же самое, но вместо этого они сделали все, чтобы сблизить Масхадова с Басаевым, хотя, я думаю, что могли бы выиграть, посеяв между ними раздор.
Ф.Т.: В своих посланиях Масхадов очень много говорил о мирных переговорах с руководством России, о поисках политического решения для Чечни, о готовности идти на компромиссы по многим вопросам. Почему все-таки Москва избрала другой путь, для Масхадова закончившийся гибелью?
М.К.: Нужно всегда помнить, что целью Путина не было достижение соглашения в результате переговоров, он хотел уничтожить сопротивление, даже если это означало уничтожение огромной части Чечни, что фактически и произошло. Совершенно очевидно, что у Путина очень личные ставки в Чечне – он стал премьер-министром в начале августа 1999 года, как раз перед рейдом Басаева и Хаттаба в Дагестан. И этот рейд стал тем самым событием, которое, в конечном итоге, сделало его президентом. Именно благодаря ведению войны он стал самым популярным политиком России уже в начале 2000 года. Чечня привела его туда, где он находится сейчас.
Ф.Т.: Был ли, на ваш взгляд, альтернативный путь и для Чечни, и для России?
М.К.: Я подозреваю, что период де-факто независимости в 1996-1999 годах не оставил счастливых записей в истории Чечни. Она однозначно не сделала ничего такого, что могло бы дать миру уверенность в том, какой будет независимая Чечня. Главнее всего – она не сделала ничего, что убедило бы Россию. И все же важно помнить, что в России были такие политики, как Юрий Лужков, который участвовал в выборах вместе с Примаковым, и в 1999 году, похоже, имел хорошие шансы на президентство. Лужков призывал к предоставлению Чечне независимости. Пусть под предлогом желания от нее избавиться, и больше об этом не тревожиться, но все же – это была серьезная позиция. Однако все изменилось после рейда в Дагестан и последовавших за ним событий. Я думаю, Путин останется президентом, по крайней мере, до 2018 года, возможно – до 2024-го года. При нем у Чечни нет никакой надежды. Мне кажется немыслимым, чтобы он когда-нибудь согласился обсуждать независимость Чечни, или даже хоть что-то близкое к этому.
Ф.Т.: Кремль на Кавказе, как вы отметили, предпочел силовое решение политическому – насколько эффективна такая стратегия?
М.К.: Борьба с инсургентами может осуществляться разными методами, один из них –«битва за сердца и умы» – обозначенный, с декабря 2006 года, как главный подход в инструкциях для американских военных. Однако есть и другие способы, и я не имею в виду, что их использует только российское правительство – вы можете сделать то же самое посредством грубого насилия и истребления – это и есть базовый метод России в Чечне.
С точки зрения российских властей, этот метод сработал, потому что их на самом деле не заботит качество власти или уровень репрессий в Чечне. Но даже если считать достигнутое успехом, то они достигнуты вовсе не благодаря принятым в Москве решениям, а потому что сын Кадырова – Рамзан, руководящий сейчас Чечней, – оказался более способным лидером, чем ожидалось. Он предельно жестокий и бесчеловечный, но с точки зрения российского правительства – это не проблема. Москву заботит только одно – чтобы бы он поддерживал определенный уровень спокойствия в Чечне и предотвращал возможность перегруппировки подполья. По большому счету, он делает это с успехом, конечно – ужасной ценой.
Ф.Т.: Масхадов в своих аудиопосланиях критикует Ахмада Кадырова…
М.К.: У Ахмада Кадырова был авторитет из-за его роли во время первой войны, когда он считался достаточно умелым командиром. Его сын – Рамзан в то время был слишком молод, но уже возглавлял силы безопасности, тех, кого теперь называют «кадыровцами». Тем не менее, у него (Рамзана) не было такого авторитета, потому что его вклад во время войны не был столь значительным.
Если бы Масхадов остался в живых, я думаю, он бы усмотрел двойную иронию и трагедию в том, что Рамзан Кадыров оказался лучшим правителем, чем его отец, по крайней мере – с точки зрения российского правительства, потому что Рамзан смог выполнить задачи, поставленные перед ним российским правительством. Рамзан создал в Чечне собственное княжество, но в то же время добился определенной автономии – ведь многие вещи, которые ему позволено делать в Чечне, не дозволяются ни в каком другом месте в Российской Федерации. Помимо прочего, Рамзан ввел в Чечне странную «бодлеризированную» форму шариатского права, используя ислам как инструмент репрессий. Ситуация в Чечне сейчас очень странная, и я думаю, Масхадов посчитал бы, что Рамзан намного хуже, чем то, что он называл «кукольным правительством» Ахмада Кадырова.
Ф.Т.: Как вы оцениваете ситуацию в Чечне и на российском Кавказе в целом – сейчас и спустя время?
М.К.: Сейчас Чечня – не то, что было в первой или во второй войне: мы ведем речь о ситуации, в которой российское руководство вполне резонно чувствует себя комфортно, и уверено в способности удерживать ее под контролем. Большей частью, я бы сказал, что оно достигло в этом успеха, полагаясь исключительно на очень жесткие меры. В долгосрочной перспективе мне трудно поверить, что эта тактика способна удержать Северный Кавказ от превращения в гораздо более сильный раздражитель для России. Однако, когда я говорю об этом с российскими официальными лицами, они часто советуют мне рассматривать Северный Кавказ для России – как Кашмир для Индии, Ачех для Индонезии или даже Каталонию для Испании. На мой взгляд, проблема, стоящая перед Кремлем на Кавказе, больше сравнима с Кашмиром для Индии. Хотя во многом, мне кажется, проблема Северного Кавказа для России намного хуже и будет только усложняться со временем, хотя Путин будет у власти только до 2024 года. Я думаю, его временные горизонты распространяются только до этого срока, и его не беспокоит, к чему приведет его политика после этого.
