Старший научный сотрудник Cato Institute’s Center for Global Liberty and Prosperity Андрей Илларионов представил в Санкт-Петербурге свой доклад «Экономическая ситуация в России: проблемы и ближайшие перспективы».
Выступление Илларионова прошло в рамках дискуссионного клуба «Сетевая конференция “Мегарегион”», площадку для которого в течение ряда лет предоставляет Генеральное консульство Литвы в Санкт-Петербурге.
Вначале эксперт представил собравшимся ретроспективный обзор экономики России с позднесоветских времен до сегодняшнего дня. Спад производства, начавшийся в январе 1990 года, продолжался до сентября 1998-го, и составил за неполные 9 лет 60%.
Затем стартовал период роста производства, который, по мнению Илларионова, был обусловлен тремя причинами: девальвацией рубля, экономическими реформами первых лет президентства Путина и ростом цен на нефть, который серьезно дал о себе знать с 2003 года.
Андрей Илларионов подчеркнул, что на эти три фактора наложилась и благоприятная внешнеэкономическая ситуация, продолжавшаяся до августа 2008 года, когда произошел глобальный экономический кризис.
Следующие девять лет отмечены не столь заметными спадами, подъемами, периодом стагнации и колебаниями в пределах нескольких процентов. Причины кратковременных падений и всплесков экономической активности выступающий видит в аннексии Крыма, подписании Минских соглашений, бои в Донбассе, росте военных расходов, временных затишьях на украинском фронте и начале операции российских войск в Сирии.
Санкции, введенные Соединенными Штатами, Евросоюзом и рядом других развитых демократий против различных секторов российской экономики и ряда чиновников и бизнесменов, поддержавших политику Кремля в Украине, по мнению Илларионова, не очень сказываются в настоящее время, но будут иметь средне- и долгосрочный эффект.
В целом же, приводя примеры экономического развития разных стран мира на протяжении нескольких столетий, старший научный сотрудник Cato Institute’s Center for Global Liberty and Prosperity делает вывод, что свободные в политическом отношении страны имеют более развитую экономику, чем частично свободные и тем более – чем полностью несвободные. И разрыв между ними со временем будет лишь увеличиваться, несмотря на нынешнее замедление темпов развития в Северной Америке и Западной Европе и уверенный рост экономик ряда государств Юго-Восточной Азии и Аравийского полуострова.
После доклада и ответа на вопросы присутствовавших Андрей Илларионов дал интервью «Голосу Америки».
Анна Плотникова: Насколько правильной, или ошибочной является точка зрения о том, что экономическое развитие России напрямую зависит от цен на углеводороды? И если да, то какой уровень цен является для России критическим, а при каком экономика выйдет на уверенный рост?
Андрей Илларионов: Экономические исследования, которые проводили мы, и которые относятся к периоду, по крайней мере, последних двадцати восьми лет, показывают, что воздействие цен на энергоносители на экономическое развитие России является чрезвычайно ограниченным.
Нельзя сказать, что его совсем нет, оно имеется. Тем не менее, его роль традиционно преувеличивается, и можно отметить целый ряд периодов, когда динамика экономического роста в России и динамика роста цен на энергоносители шли в противоположных направлениях. По крайней мере, однозначной связи между динамикой цен на нефть и газ и экономическим ростом не отмечается.
Из этого наблюдения вытекает и ответ на ваш второй вопрос – о существовании некоего критического уровня цен на энергоносители, который приведет к коллапсу, кризису, катастрофе в экономической, социальной и политической сфере. Здесь можно сказать определенно: такого уровня нет. Достаточно провести мысленный эксперимент: до 1991 года, когда экономика бывшего Советского Союза включала в себя как республики, которые имели нефтегазовые промыслы, так и республики, в которых этого не было.
Произошел роспуск Советского Союза, и мы можем посмотреть, как живут разные регионы. Например, в Литве нет ни нефти, ни газа, а ВВП на душу населения, зарплаты, доходы – заметно выше, чем в современной Российской Федерации.
Если мы посмотрим на такие страны, как Азербайджан или Узбекистан, где есть и нефть, и газ, то увидим, что доходы в этих странах ниже не только, чем в Литве, Латвии и Эстонии, но даже, чем в Беларуси, где также нет углеводородов.
Таким образом, даже на этом примере мы видим, что само по себе это воздействие не материализуется в соответствующие показатели.
А.П.: Обоснованы ли ожидания того, что с внедрением технологии «блокчейн» кардинальные изменения ждут не только российскую, но и мировую экономику? Какие государства лучше подготовлены к внедрению этой технологии?
А.И.: Я не разделяю модного увлечения популярными технологиями, и не только в отношении данного примера, но и исходя из исторического опыта столетий и даже тысячелетий.
Появление новых материальных технологий позволяет реализовывать те или иные процессы быстрее, эффективнее, лучше. Но природа общества определяется не технологиями, а его политическим и правовым устройством. Это – главные факторы.
Если произойдут какие-то технологические изменения именно в политике и в праве, я буду готов рассмотреть, как такого рода изменения могут повлиять или уже повлияли на изменение характера политического, правового и экономического развития.
А то, что у нас вместо телеги появились автомобили, а после – самолеты, или то, что появились металлические корабли вместо деревянных не изменило природы взаимодействия человека с человеком и человека с властью избираемой или назначаемой. А также отношение этой власти – либо демократической, либо авторитарной – к человеку.
А.П.: В воскресенье, 24 сентября, в Сирии погиб генерал-лейтенант российской армии Валерий Асапов. И это дало повод говорить о том, что объявление об окончании российской военной операции в этой стране было преждевременным. Может ли война в Сирии стать для России столь же обременительной, как война в Афганистане для СССР?
А.И.: Влияние войны в Сирии, конечно, будет, но все-таки, мне кажется, не такое масштабное, как влияние Афганской войны. Влияние Афганистана на внутриполитическую ситуацию в Советском Союзе было несопоставимо большим. В силу того, что в операцию в Афганистане было вовлечено гораздо большее количество военных, потери были несопоставимо больше. А также в силу того, что участие в этих военных действиях, по крайней мере, частично, происходило тогда, когда в Советском Союзе начались процессы демократизации, гласности, перестройки. Когда об этом стало возможным говорить и очень о многом стало известно.
В условиях авторитарного политического режима огромный объем информации об операции в Сирии остается неизвестным подавляющему большинству российских граждан. И поэтому воздействие такой операции на внутриполитическую ситуацию в стране ограничено.
А.П.: Во время доклада вы с цифрами доказывали взаимосвязь между уровнем политических свобод разных стран и экономическим благополучием людей. В этой связи: есть ли, по-вашему, у представителей нынешней власти в России заинтересованность в том, чтобы в стране был экономический рост? Или страна для властей, это, своего рода «дойная корова», и их вообще не интересует, что с ней будет дальше?
А.И.: Знаете, не наблюдается даже отношения, как к «дойной корове». По крайней мере, рост ВВП на 1% за 9 лет – это, фактически, отсутствие роста. И судя по всему, проблема восстановления экономического роста и проведение соответствующей экономической политики не только не находятся в центре внимания (властей – А.П.), но они вообще не обсуждаются.
Мы видим, что время от времени проводятся экономические совещания в правительстве и у президента. И они, как правило, проходят по стандартной схеме: «у нас новые успехи, у нас на 1% снизились темпы инфляции, у нас прогнозируется невероятный рост на 6%», и так далее в таком же духе.
На самом деле изменения в подходе к экономической политике начинаются с того, что люди говорят правду о состоянии дел. Если говорить, что все хорошо и замечательно, что у нас достигнуты новые успехи, то это – путь к тому, чтобы ничего не делать. Что, собственно, и происходит. А это свидетельство того, что никакого серьезного интереса или внимания к вопросам экономического роста, в отличие от начала 2000-х годов, сегодня не наблюдается.
