Я приехал в Америку летом 1976 года. Самым популярным человеком в стране был в это время некто по фамилии Картер. Но не Джимми – в то лето еще никто всерьез не думал, что малоизвестный губернатор штата Джорджия действительно станет президентом – а Билли, его младший брат. Билли, который я уж не помню чем занимался в родном городке Картеров Уайт-Плейнсе, не исчезал с экранов телевизоров. Он поглощал невероятные количества дешевого пива и охотно болтал с репортерами. Помню, как один журналист с профессиональной бестактностью спросил у Билли, понимает ли он, что ведет себя странновато. «Слушай, – сказал Билли, – моей мамочке семьдесят лет, и она как доброволец Корпуса Мира отправилась в Индию помогать бедным, одна моя сестра тоже ездит по всему свету – проповедует евангелие на перекрестках, другая гоняет на мотоцикле «Харлей-Дэвидсон», а братец думает, что он будет президентом Соединенных Штатов. Так кто же единственный нормальный человек в этой семье?»
Бедняга Билли давно уже умер от злоупотребления любимым напитком, а братец Джимми действительно стал президентом, не слишком популярным, но зато в следующие за его президентством двадцать лет добился уважения нации. И своей принципиальностью как политический старейшина, к которому обращаются за советом в трудную минуту, и своей бескорыстной деятельностью по борьбе с бедностью в Америке и во всем мире, и своим несомненным литературным дарованием. За послепрезидентские годы он выпустил 13 книг – от политических комментариев до стихов. Но лучшая, по общему мнению критиков, последняя – «Час перед рассветом: воспоминания деревенского мальчика».
Мемуары о детстве Джимми Картера интересны в нескольких отношениях. Как живое свидетельство тех колоссальных изменений, которые произошли в стране на протяжении жизни одного поколения. Детство Картера приходится на период Великой Депрессии 30-х годов. Депрессия ударила по фермерам не меньше, чем по горожанам. Но если безработные в городах выстраивались в очередь, чтобы получить миску супа и кусок хлеба, то фермерам правительство платило, чтобы они уничтожали сельскохозяйственную продукцию. Перепроизводство! На страницах, заставляющих вспомнить чуть ли не Искандера, Картер рассказывает о старом фермере и его муле. Чтобы получить правительственное пособие, старик должен был запахать поле с уже всходящим хлопчатником. Но старый мул всю жизнь был приучен, прямо по поговорке, «борозды не портить» и наотрез отказывался тащить плуг по борозде. Фермеру приходилось направлять плуг под каким-то особенным углом, чтобы обмануть свою благородную скотину. Где теперь увидишь мула, впряженного в плуг? Да и немного фермеров выращивают хлопок. Этим занимаются большие корпорации.
В домах нынешних фермеров - и горячая вода, и система автономной канализации. А у большинства тех, кого Джимми знал в детстве, не было уборной. Нет, не то что в доме не было, а была во дворе, – не было вообще.
В доме Картеров и с канализацией, и со всем остальным был полный порядок. Его папаша Эрл был зажиточным фермером. Вроде плантатора. На него работало много черных издольщиков. И вот отношения богатого белого мальчика и чернокожих соседей – одна из главных тем книги.
По общему признанию, два президента, которые сделали больше других для уничтожения расового неравенства, для расовой интеграции в ХХ веке – это Линдон Джонсон и Джимми Картер. Парадокс в том, что оба они – южане, оба выросли в среде, где расовая сегрегация считалась чуть ли не Божьим установлением. Мемуары Картера позволяют понять психологическую, глубоко личную подоплеку его отталкивания от расизма.
Неравенство черных и белых Джимми воспринимал как личную беду еще в том возрасте, когда он не мог бы сформулировать, что именно тут неправильно, но понимал, что что-то очень неправильное имеет место. Его ближайшими приятелями с ранних лет были два черных мальчишки, жившие по соседству. Он играл с ними, дрался за верховодство в их маленькой компании, его кормили их матери на своих кухнях («Мало кто съел за свою жизнь столько мяса опоссума, сколько я!»). А вот в дом Джимми ни его друзья, ни их родители войти с парадного входа не могли.
К папе Эрлу его чернокожие работники относились неплохо, как и он к ним, но он был убежденный сегрегационист. Как и большинство белых южан, он придерживался принципа «равенство, но раздельность»: белые и черные должны пользоваться равными правами перед законом, но не смешиваться ни в автобусах, ни в ресторанах, ни в школах, ни в больницах. Вот этого Джимми, который с детства знал, что на самом деле никакой разницы в том, как черные и белые люди думают, чувствуют, ведут себя в сходных обстоятельствах, никак принять не мог.
Сильно укрепила его в этом отношении мать. Мисс Лилиан была по профессии медсестрой, и в их сельской глубинке ей часто приходилось действовать за доктора, особенно в негритянских семьях. Это привело ее так же, как сына, к пониманию жестокой нелепости расизма.
В годы президентства Картера много писалось о том, что он вырос в строго баптистской среде. Намекалось на пуританство, если не ханжество такого воспитания. По мемуарам мы видим, что баптисты-то они были баптисты, но радостей жизни не чуждались. Родители не прочь были малость выпить при случае, и даже делали домашнее вино. Ходили не вечеринки с танцами. Перекидывались в картишки. «Мальчишкой, - пишет Картер, - я знал, кто из соседей ездит в Олбани в бордели, белых ли или черных проституток они предпочитают, и сколько это дело стоит».
Самое интересное в воспоминаниях политических лидеров - не главы о международных конфликтах и политических баталиях на родине, а честный рассказ о детстве и юности. В демократии мы хотим знать, каким людям мы доверяем свои судьбы. Авось вместо благостных рассказиков «когда был Вова маленький» о детстве российского президента россияне когда-нибудь смогут прочитать, что ели-пили в его семье, о чем судачили, перед кем открывали, а перед кем захлопывали двери.
