Независимый кинематографист Эдуард Старосельский вот уже 30 лет живёт в Нью-Йорке, но его всё равно тянет в «места не столь отдалённые». «Там идёт борьба за душу человека», - объясняет он. Недавно Эдуард побывал в тюремных колониях Кирово-Чепецкой области России и убедился: даже в самых суровых условиях люди тянутся к прекрасному.
Кто-то изготовляет веселые скульптурки из хлеба, кто-то создаёт из расплавленного металла розу, кто-то пишет картины, кто-то поёт. Большинство из этих заключённых отбывают наказания за убийства. «Сам факт того, что заключённые – некоторые из них совершившие страшные преступления – переносят себя в совершенно другой, творческий мир, который нам дорог и понятен, у нас вызывает уважение и внутренние симпатии», - говорит Эдуард Старосельский.
Результатом поездки Эдуарда стал документальный фильм. Название его русской версии - «Голоса из мёртвого дома» - отсылает к Достоевскому. Версия на английском языке называется «Записки из ада». Американская мечта Старосельского – снять документальный сериал о тюремном искусстве.
Идея родилась у него ещё в начале 1990-х, когда Эдуард снимал художественный фильм в Бутырской тюрьме, и сотрудник администрации подарил ему скульптурки из хлеба, изготовленные заключёнными. «Было бы замечательно снять подобный фильм о поделках в Индии, в Китае, в Латинской Америке», - говорит кинорежиссёр. Но начать он всё же решил с России: «Российская тюрьма оказалась для меня самой лёгкой и удобной. Во-первых, я знаю среду хорошо. Не тюремную – этим я похвастаться не могу. Но Россию я знаю – всё же я 30 лет прожил там».
Фильм напоминает о старой русской поговорке - «от тюрьмы и от сумы не зарекайся». У зрителя возникает ощущение, что люди на экране, рассказывающие свои истории, мало чем отличаются от него самого. Такой эффект сострадания вполне естественен: режиссёр твёрдо убеждён, что даже самый закоренелый преступник наделён добрыми человеческими чувствами: «Никто не мечтает сесть в тюрьму – никто! Все мечтают об одном и том же: завести семью, детей, разбогатеть, купить дом – то есть не просто разбогатеть и считать деньги по вечерам. У всех совершенно одинаковые человеческие интересы».
Эдуард, выросший в Ленинграде, считает, что теоретически и сам мог бы оказаться на месте своих героев: «Мой одноклассник, с которым я пошёл в первый класс, когда ему было 15 лет вместе с приятелями снял шапку с одного мужика в парадной. Их было трое – один получил условный срок, а другие – по 4 года. Отсидев, один из них пошёл учиться в институт, а второй украл машину. Его ещё раз посадили. Когда вернулся, ещё что-то совершил, его опять посадили. В промежутке он успел жениться. Когда в очередной раз вернулся – убил свою жену. А когда мы пошли в первый класс – это был худенький, слабенький мальчик, ничем не отличавшийся от меня. Обстоятельства!»
Эдуард Старосельский считает, что ему удалось аутентично отразить состояние этих людей, так как доступ в мужскую и женскую колонии он получил по неофициальным каналам: «По официальным каналам мне предложили некоего «куратора», и я сразу понял, что это будет всё подставное. Я нашёл своего старого друга – очень известного человека – который на личных отношениях напрямую мне это устроил, даже не сообщая администрации, откуда я и какой у меня паспорт.
Это выяснялось «спонтанно», уже после того, как мы там появлялись… Я когда собирался туда ехать, я готовился к тому, что там суровые условия. Я даже думал, «хорошо бы заснять какую-нибудь потасовку». Но когда я приехал – там ничего этого нет. Всё это скрыто. Те люди, с которыми мы имели дело – они совершенно нормальные… Но естественно, там идут поборы, неравенство. Если в армии дедовщина, то можете себе представить, что происходит в этих тюрьмах».
Для многих из этих людей тюрьма – как бы парадоксально это не звучало – становится местом, где они чувствую себя, как дома. Отсюда – высокий уровень рецидивизма. И в этом – отражение глубинных проблем общества, о чём в фильме рассуждает сотрудник администрации женской колонии: «Самая большая проблема, которую я вижу – это то, что на воле этих заключённых никто не ждёт. Здесь созданы – в принципе – идеальные условия. Да, замкнутое пространство – конечно, мы помним, что общаемся с преступниками. Но здесь их кормят, поют, одевают, обувают. Но когда они выходят на волю – почему они возвращаются обратно? Потому что там нет условий. Никто их не принимает на работу. Жильё… местные власти в лучшем случае направляют в общежития. Поэтому – что для них лишение свободы? Очередной этап жизни – вот и всё».
По словам Эдуарда, американцы, посмотрев его ленту, приходят в ужас, в то время, как русские воспринимают увиденное более спокойно. «Мой партнёр по студии – американец – он мне сразу сказал: «я больше недели бы там не прожил – я бы повесился». Глядя на лица людей, можно многое прочесть об их жизни… Все американцы в принципе аналогично на это реагируют. Для нас это дело привычное. Я вырос в коммунальной квартире и помню пьяных соседей, драки. В чём-то похож тот большой лагерь на этот, маленький».
Однако, не смотря ни на что, Старосельский продолжает верить в возможность исправления: «Необходимо верить в человека, в его хорошие качества – они есть!».
