В первоначальном списке добродетелей не было многих современных. Одним из самых заметных зияний было отсутствие патриотизма — еще Павел указывал на то, что в царстве божием нет ни эллина, ни иудея. Идея христианства была универсальной, оно предлагало свой вариант спасения каждому, независимо от происхождения. Современная модификация патриотизма возникла лишь вместе с государством-нацией, и в любом случае лежит за пределами морали: правила морали универсальны, а патриотизм эксклюзивен по определению.
Но есть и другие добродетели, не вошедшие в первоначальный список, и в их числе наиболее заметная — сострадание. Клиффорд Оруин, отмечая, на страницах журнала In Character факт сравнительно позднего введения этого понятия в наш нравственный обиход, находит его лишним. Добродетели, на его взгляд, представляют собой плоды религии или разума — с какой стати включать в их число эмоцию, какой, несомненно, является сострадание?
Автор совершает краткий экскурс в историю философской мысли с целью проиллюстрировать свое рассуждение. Если взять крупнейших античных философов, то ни Аристотель, ни Платон не считали сострадание добродетелью — последний даже указывал на ее вред, поскольку она препятствует объективности правосудия. Христианская этика, считает Оруин, в своем неискаженном виде тоже сострадания не подразумевает, поскольку христианская любовь к ближнему предполагает в первую очередь заботу о его спасении, а не о земном благополучии. Многие из современных церквей с этой точки зрения практикуют, надо полагать, неправильное христианство, но я лучше в этот спор ввязываться не буду.
Сострадание впервые было представлено в положительном свете философами эпохи Просвещения, отчасти Монтескье, но в первую очередь Руссо, который отверг как героические устремления античности, так и потусторонние — христианства. С его точки зрения, сострадание — одна из фундаментальных добродетелей, проявление которой мы находим не только у людей, но даже у животных.
Это последнее замечание дает Оруину лишний повод для сарказма. Он также отмечает, что сострадание не включил в свою систему этики виднейший философ Просвещения, Иммануил Кант, и даже указывал на его вредность с нравственной точки зрения.
У меня нет здесь возможности разбираться в ошибке Канта, но ошибка Клиффорда Оруина для меня очевидна — не столько даже ошибка, сколько передергивание. Эмоция, действительно, не является сама по себе предметом этики, в число этих предметов входят только поступки. Но она представляет собой мотив нравственного поступка. Оруин, критикуя сострадание, пытается представить его именно как сентиментально-буржуазную эмоцию, тогда как реальное сострадание подразумевает действие, помощь в беде.
Руссо, быть может, красноречивее других привлек наше внимание к чужим несчастьям, а Кант, в погоне за идеальной моралью, исключил сострадание из числа ее принципов. Но они далеко не первыми завели о нем разговор. Сострадание лежит в основе одной из мировых религий, буддизма, который, по преданию, возник именно в результате приступа сострадания у своего основателя.
Но вовсе незачем удаляться так далеко на восток. Золотое правило нравственности, сформулированное в первом веке до нашей эры еврейским учителем Гиллелем гласит: поступай с другими, как хочешь, чтобы они поступали с тобой. И если это не предписание помощи в беде, я вообще затрудняюсь понять, что оно означает. Это правило и принципы еврейской благотворительности переняли и первые христиане.
Эпоха Просвещения, конечно же, не изобрела для нас новой добродетели, она просто напомнила нам о старой — на мой взгляд, куда более важной и актуальной, чем античная доблесть или христианская кротость.
