Композицией «Может ли хорошее никогда не кончаться?» из последнего диска Джошуа Рэдмана я решила открыть сегодняшнюю, сто двадцатую и последнюю встречу Джазового клуба. На этой неделе из эфира уходит программа «Панорама», в рамках которой эти встречи проходили. А посему и сами встречи теперь станут делом прошлого. Впрочем, не будем загадывать далеко вперед: поживем – увидим.
Что до вопроса, вынесенного в заглавие одной из композиций, вошедших в диск Джошуа Рэдмана, то он, разумеется, носит откровенно риторический характер. Всему, как известно, рано или поздно приходит конец. И тем более – хорошему… Так что, ничего удивительного в том, что пришел конец и нашим джазовым встречам, нет.
Но пока у нас с вами остается несколько минут, и я, не теряя времени, предоставляю слово выдающемуся ударнику Рою Хайнсу, свидетельницей триумфального выступления которого в Вашингтонском Центре имени Кеннеди мне посчастливилось быть на прошлой неделе.
В концерте под названием “Birds of Feather” звучали композиции из одноименного диска посвященного творчеству Чарли Паркера. Паркер любил говорить: «Не нужно играть на саксофоне, нужно позволить саксофону играть вас». Мы стали свидетелями того, как этот принцип осуществляется на деле, и не только в отношении саксофона. Напомню вам, что “Bird” (птица) было прозвищем Паркера. А выражение “Birds of feather” означает «Птицы одного полета», родственные души, если хотите. И более точного названия, пожалуй, не придумаешь, и для диска, и для вечера, посвященного Паркеру.
Поразила меня, впрочем, помимо вдохновенного исполнения паркеровских композиций и безупречного мастерства всех участников вечера, почти неправдоподобная неподвластность времени самого Хайнса, стоящего на пороге восьмидесятилетия. В этом году он был введен в Палату славы журнала «Даунбит» и, помимо этого, в результате 52-го, ежегодно проводимого журналом опроса критиков, назван «лучшим ударником года».
«Когда я первый раз играл с Хайнсом, - рассказывает Джошуа Рэдман, - я не просто волновался. Я терял сознание от волнения, что мне предстоит играть с потрясающим музыкантом и одним из самых моих любимых ударников. Я надеялся только на мое возрастное преимущество. Все-таки, успокаивал я себя, у меня больше энергии. Но уже после трех мелодий я почувствовал себя абсолютно измотанным, причем дело было не только в физической усталости. Это была измотанность эмоциональная и интеллектуальная. На каждый мой импровизационный ход Хайнс отвечал таким фейерверком импровизаций, что угнаться за ним было просто не под силу».
В интервью, опубликованном журналом «Даунбит», на вопрос Рэдмана «как ему удается быть в такой высочайшей форме, и нет ли у него какого-нибудь магического секрета вечной молодости», Хайнс отвечал, что секрет только в одном: «Все, что мне отпущено природой, и все, что приобретено долгим опытом – все это я сберегаю для того момента, когда выхожу на эстраду. Никогда не отвлекаюсь перед выступлением, что бы это ни было: ни на мимолетный разговор, ни на посторонние мысли, ни на что, связанное с повседневностью. Выход на сцену для меня – как религиозный ритуал. Собственно, музыка – это и есть моя религия».
Одно из самых поразительных качеств Хайнса – его редчайшая способность откликаться на малейшие нюансы в игре партнеров. Этим даром, судя по всему, он был наделен свыше.
В 1947 году, будучи еще зеленым юнцом, он играл с Лестером Янгом. Напомню вам, что в Джазовом мире его называют «През» – от «президент». Собственно, прозвище это родилось оттого, что сам Янг, человек на редкость экстравагантный, обращался так к музыкантам. И вот когда в знаменитом Гарлемском зале-клубе “Savoy Ballroom” Хайнс отыграл с Презом (а тот был на редкость взыскателен по отношению к ударникам), так вот, по окончанию сешшен, През подошел к Хайнсу и сказал: «През, скажу тебе откровенно: ты – свингуешь».
А, как утверждал великий Эллингтон, без свинга все теряет смысл.
«Шедевры Дюка Эллингтона». Все вошедшие в этот диск записи сделаны в интервале между декабрем 1950 и августом 1951 года. Композицией «Смада» начиналась трехчасовая передача радиостанции KOWL в Южной Калифорнии.От большинства вышедших в минувшие несколько лет Эллингтоновских дисков этот отличается тем, что впервые все его знаменитые композиции, созданные в один из самых урожайных творческих периодов его жизни – в 31,33 и 34 годы (я говорю о «Муд индиго», «Софистикейтэд леди» и «Солитюд») звучат в полном объеме: пятнадцать с половиной, одиннадцать с половиной, почти двенадцать минут, соответственно. Кстати, почти у всех эллингтоновских композиций есть своя история.
Правда, знавшие Эллингтона утверждают, что во всех его рассказах всегда присутствовал элемент «добросовестного вымысла». Иными словами, в них всегда была доля правды, приправленной воображением Дюка. Но как для джаза нужен свинг, так и для хорошей истории нужна известная доля вымысла, не так ли?Сегодня композицию «Без свинга все теряет смысл» мы слушаем в исполнении Розмари Клуни. «Джазовая певица» – так называется диск, который открывается этим номером. В конце ее долгой и успешной карьеры о Розмари Клуни говорили как о тонкой и искушенной интепретаторше джазового репертуара.
И это неизменно изумляло ее и забавляло. Ничего существенного в моей манере исполнения за последние двадцать пять лет не произошло, - сказал она однажды. - Я пою так, как пела всегда».
Кое-что, впрочем, изменилось и изменилось существенно. Ее манера по-прежнему отличалась предельной скупостью и простотой, чуждой какого бы то ни было украшательства, но пела она теперь с небольшими составами, в которых работали лучшие джазовые музыканты. Она могла, наконец, петь то, что хотела, не заботясь о стандартном трехминутном формате поп-песенок, рассчитанных на то, чтобы попасть в чарты популярности, как это случалось в пятидесятые годы.
Сегодня наша последняя встреча, и поневоле напрашивается вопрос: почему именно Розмари Клуни закрывает двери нашего клуба?
Причина проста. В ее репертуаре я отыскала песенку, которая как нельзя лучше соответствует нынешней ситуации. Но, прежде чем мы услышим голос Розмари Клуни, я хочу воспользоваться вступлением к ней и вернуться на мгновение к Джошуа Рэдману. Точнее – к его поразительной «Джазовой декларации»:
«Суть Джаза – не в технических деталях, гармонических или ритмических новациях.
Джаз – это чувства, способность делиться ими.
Джаз – это душа, искренность и чистота…
Джаз обогащает жизнь, возвышает наш дух.
Джаз способен печалить и воодушевлять, целить и вселять надежду…
Джаз может быть нежным и страстным, воздушным или мощным, холодным или горячим, ярким или мрачным, но он всегда взывает к нашему сердцу.
Джаз трогает, волнует и будоражит нас».
И потому я с таким удовольствием все это время делилась с вами своими впечатлениями. А теперь и впрямь пришла попрощаться…
Мне было приятно быть вместе с вами.
